— Ты все еще не понял, пришлец, — громко воскликнул он. — Если Раббат простоит лишний месяц — это уже очень много! Пусть народы Палестины увидят, что даже все силы Царя Иегудейского не могут сломить нас. Но… — Он посмотрел Адраазару в глаза. — Ты, Царь Сувский, и ты, — старик повернулся к Аннону, — мой Царь, должны теперь же дать мне слово перед Господом.

— Какое слово, старик? — спросил Адраазар, в то время как Аннон молча вперился взглядом в старейшину.

— Мы кормили твоих солдат, забирая у своих жен и детей, — ответил ему тот. — Ты, мой Царь, не услышал от нас ни одного упрека за эти долгие месяцы. Теперь же, перед ликом Господа, я хочу, чтобы вы оба поклялись. Ты, мой Царь, что не отдашь Раббат Царю Иегудейскому. Ты, Царь Сувы, что останешься верен моему Господину. Что твои воины станут сражаться за него и за наших детей и, если понадобится, отдадут за них свои жизни.

— Ты знаешь, что требовать, старик, — после долгой тяжелой паузы ответил Адраазар.

— Я клянусь тебе в том, что Раббат никогда не сдастся на милость Дэефета, — Аннон поднялся с трона. — Но не требуй клятвы от арамея. Не заставляй брать на душу грех клятвопреступления.

— Разве ты помышлял о бегстве, Царь Сувы? — удивленно вздернул седые брови старик, и на остро обтянутых кожей скулах перекатились желваки. — Разве арамеи забыли о том, что такое честь? Адраазар несколько секунд смотрел на него, затем вдруг опустился на колено и склонил голову.

— Жив Господь‹$FЗдесь аналог слова „клянусь“.›! Я буду драться с иегудеями, пока Он не призовет меня к себе. И верь, я не сделаю твоему Господину зла. А еще я возьму клятву со всех своих подданных, до последнего пастуха, что и они станут преследовать сынов колена Израильского до тех пор, пока последний из иегудеев не сойдет в землю. Это самое малое, что я могу сделать для вас, уходящих, и для Господа, принимающего ваши души.

— Замолчи! — вдруг рявкнул страшно Аннон. На лице его было написано бешенство. — Замолчи, Царь Сувы! Ты сам не ведаешь, что говоришь! Эти люди, — он указал на старика, — хотят умереть не ради того, чтобы умер Дэефет, а с ним колено Израилево! Они призывают смерть ради того, чтобы свет Господа воссиял над миром!!!

— Это одно и то же! — воскликнул Адраазар, поднимаясь. Весь вид его говорил о том, что ему нанесено тяжелейшее оскорбление. — Царь Иегудейский сеет страх и требует поклонения Га-Шему. Убей Дэефета и тех, кто поклоняется его Господину, и вернешь остальным возможность верить в твоего Бога!

— Аммонитяне не сеют смерть ради смерти! — выкрикнул Аннон. — Пойми же! Смертью эти старики попирают смерть! Это семя любви, а не ненависти! Жизни, рождающейся из смерти!

— Ты говоришь, как наивный пастух, а не как Царь, — вспыхнул Адраазар. — Это не слова воина!

— Ты говоришь, как Царь Иегудейский, но не как арамей! Я призываю не к войне! — ответил ему запальчиво Аннон. — Аммонитяне хотят Добра, но не Зла!

— Невозможно желать Добра, не уничтожив Зло!

— Невозможно желать Добра уничтожая!

— За Господа надо драться! Только смерть иноверцев приведет остальных к истине!

— Ради моего Господа не надо убивать! В моего Господа надо верить! Мой Господь любит своих детей и не желает их гибели! И только любовь приведет остальных к истине, но не смерть! Адраазар замолчал. Не меньше минуты он смотрел на Аннона, затем покачал головой.

— Мне жаль, если ты действительно так считаешь, Царь Аммонитянский. Тебе не справиться с Дэефетом. Ты погубишь себя. Ты погубишь свой народ. Через десять лет уже никто и не вспомнит о том, ради чего умерли благородные аммонитяне. Через пятнадцать — никто не вспомнит о тебе. А через двадцать все забудут о твоем любящем Боге! А вот Дэефета будут помнить вечность. И именно потому, что ради своего Га-Шема он уничтожает без всякой жалости легионы легионов, легионы оставшихся поклонятся Га-Шему и примут его в сердце своем!

— Замолчи! — крикнул Аннон. — Не смей говорить о том, чего не знаешь! Он вдруг остановился и как-то странно посмотрел на Адраазара, словно увидел того впервые.

— Нет, это ты не знаешь, — рявкнул в ответ Царь Сувский и демонстративно повернулся к старейшине. — Иди с миром, старик. Я дал тебе клятву, а арамей никогда не нарушает данного слово. Старейшина повернулся к Аннону.

— Мой Царь… — сказал он.

— Твое предложение стоит много дороже, чем ты думаешь, — сказал тот тихо. — Я не могу приказывать. Это ваш выбор. Я могу только просить.

— Будет так, как будет, — твердо ответил старейшина. — Но у меня к тебе последняя просьба, мой Царь. Разреши нам умереть в храме Господнем. Мы верим, Господь отпустит нам грех призванной смерти, если кровь наша упадет на жертвенник, — спокойно пояснил он. — Храм — Дом Господень. Мы хотим умереть в царствии Его. Но без твоего приказа священники не позволят нам сделать этого.

— Будет так, — кивнул Аннон. — Я прикажу священникам пустить вас в храм и зажечь траурные факела. И… мы станем просить Господа за вас.

— Благодарю тебя, мой Царь, — старик улыбнулся и гордо направился к дверям.

— Ответь мне, Царь Аммонитянский, — резко сказал Адраазар, когда старейшина покинул притвор. — Ты действительно думаешь так, как говорил только что? Или твои слова были словами утешения? Аннон повернулся к нему:

— Зло не родит ничего, кроме Зла. Лицо Адраазара застыло, стало жестким, как камень. В глазах появились странные проблески.

— До сих пор ты не производил впечатления глупца, Царь Аммонитянский. М-да. Твой отец, Царь Наас, был смелым и решительным человеком. Но не все рождаются для боя. Кто-то должен быть и пастухом. Вот только… — Адраазар прошел через притвор, поднял с гостевого ложа плащ, набросил его на плечи. — Жаль, что у пастухов слишком короткая жизнь. Особенно у тех, которых невзлюбил Царь Иегудейский. И забывают о пастухах гораздо скорее, чем о Царях и воинах. — Он решительно застегнул плащ, поправил верхнюю одежду. — Нам нужны сутки на сборы. Послезавтра утром, в последний день недели, мы уйдем из Раббата. Не хочу, чтобы твои подданные говорили, будто арамеи зря едят их запасы. Раз ты не собираешься сражаться, моим воинам нечего делать в Раббате. Арамеи привыкли отрабатывать пищу. — Он направился к двери, потом обернулся и спросил: — Ты ничего не хочешь сказать, прежде чем я уйду, Царь Аммонитянский? Аннон вздохнул:

— Ты так ничего и не понял, Царь Сувский.

— Возможно, — качнул головой Адраазар. — Но я дал клятву этому несчастному старику и намерен сдержать ее. Он резко развернулся и вышел. Оставшись один, Аннон растерянно оглянулся. Сейчас ему следовало быть сильным. Адраазар уходит, и случилось это раньше, чем рассчитывал Аннон. Теперь придется искать иной способ выбраться из Раббата. Он тяжело опустился на трон, ссутулив плечи и положив руки на колени. Старейшина, уговоривший всех стариков города убить себя ради того, чтобы женщины, дети и защитники Раббата смогли продержаться лишний месяц… Его вера была безграничной и естественной, как сама жизнь. Но разве Господу нужна смерть этих стариков? Разве не было иного пути? Или это еще одно испытание из бесконечной цепочки, конец которой теряется в его, Аннона, жутком будущем?