Мост Святого Патрика превратился в некое подобие кафедрального собора. Жители городка спускались по крутой тропинке вниз и скапливались в естественном амфитеатре чуть повыше площадки из глинистого сланца. Одни занимали удобные места, открывали корзины с едой и, дожидаясь начала «спектакля», дружески болтали. Другие выстроились по обеим сторонам моста Святого Патрика, подняв вверх фонари, чтобы осветить дорогу Летчику.

«Новые напасти на мою голову, — размышлял Конор. — Попытки свергнуть военного лидера недостаточно, в придачу я должен развлекать горожан».

Он в последний раз проверил «Щетку», с масляной лампой в руках заглядывая под каждое крыло, выискивая разрывы, выравнивая вздутия. Все, больше откладывать нельзя.

— Это твой четвертый последний осмотр, если уши меня не подводят, — заметил сидящий в тени Линус. — Отправляйся, Конор, или ты упустишь отлив.

— Да, конечно, вы правы. Нужно лететь немедленно. Наверное, это выглядит ужасно глупо — столько приготовлений к такому короткому полету.

Линус подошел ближе. Лампа освещала его снизу, отбрасывая призрачные тени на худощавое лицо.

— Ты не прав, мальчик. Это чрезвычайно важный полет. Исторический.

Конор застегнул летную куртку.

— Боюсь, вовсе не исторический. Не будет ни официальных отчетов, ни фотографий. Ничто не может быть признано, если нет хотя бы одного свидетеля из Королевского научного общества. Каждую неделю объявляется новый чокнутый, заявляющий, что он летал.

Линус высоко вскинул руки — как дирижер, выражающий признательность зрителям.

— Все до одного присутствующие здесь мужчины, женщины и дети всю оставшуюся жизнь будут помнить то, что вот-вот должно произойти, и не важно, как об этом впоследствии будет сказано в исторических книгах. Истина никогда не умирает.

Конор пристегнул очки и шлем.

— Линус, если что-то произойдет… что-то плохое… вы найдете безопасный способ связаться с моим отцом? Он должен знать правду.

Линус кивнул.

— Найду, мальчик. У старого шпиона всегда припасено в рукаве несколько трюков, но я верю в тебя.

Конор поднялся по короткой лестнице на место пилота и осторожно уселся. Что-то на его куртке звякнуло о каркас. Это была крылатая буква «А».

— Думаю, больше в ней нет нужды. — Конор отстегнул эмблему. — Бонвилан точно знает, кто я такой.

Он бросил ее над головой Линуса мальчику по прозвищу Дядя.

— Подарок на память. Когда люди станут говорить, что этого никогда не было, по крайней мере ты будешь знать, как все происходило.

Дядя потер крылатую букву «А» о рубашку, полируя ее.

— Спасибо, Летчик. Я рассчитывал на очки, но, наверное, тебе они еще понадобятся.

— К несчастью, да. Но ты их получишь, если я вернусь, взамен еще одной, последней любезности.

— Все, что угодно! — воскликнул парнишка, уже воображая, как он важно расхаживает по килморской пристани, лихо сдвинув очки на лоб. — Если только для этого не нужно мыться.

— Нет. Никакого мытья. Пусть два твоих самых высоких парня встанут у концов крыльев. Это должны быть сильные, быстрые на ноги парни.

Дядя подозвал двух высоких парней и велел им встать так, как сказал Конор.

— Эти двое такие тупицы, что по сравнению с ними городской идиот выглядел бы Шерлоком Холмсом, — по секрету сообщил Конору Дядя. — Если вы захотите, они побегут прямо в море. — И потом он добавил, обращаясь к парням: — Бегите быстро, приятели. Поддерживайте крылья ровно, и я обменяю ваши алмазы на две пачки ирисок.

— Согласен, Дядя, — ответил один.

— Ириски, — сказал второй, очень похожий на первого.

— Пусть остановятся у воды. — Конор закрепил очки. — Нужно, чтобы они бежали вместе с аэропланом и держали крылья ровно. Как только я взлечу, они свободны. Справятся они с этим?

— Конечно, справятся. Они хоть и тупицы, но не настолько же.

Конор кивнул.

— Очень хорошо. Дядя, если для меня этим вечером все обернется плохо, я хочу, чтобы ты остался с мистером Винтером. Он будет хорошо платить тебе.

— А он будет заставлять меня мыться?

— Нет, но он будет обсуждать эту проблему с тобой до тех пор, пока ты сам не захочешь вымыться.

— А-а, он из таких. Ладно уж. Ради вас, Летчик. Хотя, возможно, мне придется убить его во сне.

— Логично.

«Я впустую трачу драгоценные минуты, болтая с мальчишкой. А время уходит».

Конор уперся ногами в деревянные подставки и встал, наклонившись вперед, чтобы дотянуться до заводной ручки двигателя. Во время испытаний с двигателем не было никаких проблем, но так уж заведено — проблем нет, пока не доходит до дела.

Двигатель заработал на втором обороте — закашлялся, словно простуженный пес, а потом оглушительно взревел. Толпа разразилась приветственными криками; Конор почувствовал, что хочет сделать то же самое. Первая фаза была завершена; теперь, если он все рассчитал правильно, вибрация не разорвет аэроплан на части… не сразу, по крайней мере.

После первоначального взрыва энтузиазма двигатель перешел к делу: развил около десяти лошадиных сил, закрутил революционный пропеллер Конора и послал через его плечо клубы выхлопных газов. Аэроплан подскочил и встал на дыбы — дикий зверь на привязи, страстно рвущийся на свободу.

«Наверное, ничего не получится. Я не могу контролировать скорость, а каркас, может, и пяти минут не продержится».

Конор натянул ремни, отпустил тормозной рычаг, и аэроплан прыгнул вперед, поскакал по сланцевой поверхности. Краем глаза Конор заметил, как Дядя подхлестывает одного из бегунов ударами прута. Одной рукой Конор застегивал пряжку на груди, другой с трудом удерживал руль прямо.

«Нужно было пристегнуться до того, как отпустить тормоз. Идиот».

Океан быстро приближался, а скорость все еще была недостаточна. Конор подталкивал аэроплан рывками туловища вперед, не обращая внимания на дым и брызги масла на лице и очках.

«Нужно было прикрепить выхлопную трубу к фюзеляжу. О чем ты только думал?»

Мимо с обеих сторон проносились фонари, из-за скорости их огни сливались друг с другом в размытые пятна. Все, что он мог, — это удерживать аэроплан между двумя этими светящимися линиями. Вибрация была жуткая, позвонки щемило, зубы стучали, глаза выкатывались из орбит.

«Нужно что-то, смягчающее вибрацию. Матерчатая обивка или пружины».

Однако сейчас было не время для новых идей. Аэроплан, только что пробудившийся к жизни, уже умирал. Заклепки вылетали, материя рвалась, нервюры стонали. Пройдет несколько минут, и двигатель разорвет его на куски, словно пес, трясущий лоскутную куклу.

Ноги Конора нашли на полу педали, и он надавил на них, меняя угол наклона крыльев. Аэроплан слегка поднялся и опять упал. Конор надавил снова, и на этот раз подъем был гораздо ощутимее, а вибрация уменьшилась. Теперь он не чувствовал ударов на каждом камне, что было большим облегчением.