Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Маш, ты зачем опять в попрошайки вернулась? Совсем мозгов нет? Хочешь, чтобы прибили в какой-нибудь подворотне? Шляешься ночами не пойми где, нарываешься. Ты специально это делаешь? Нравится с бомжами бухать? У тебя это самоцель? Так я и не буду тогда мешать.
— Да иди ты! Чё ты вообще понимаешь? — отворачивается, утирая злые слёзы.
— Маш! Я тебе для чего нормальную работу нашла? Чтобы ты себе отдельную квартиру сняла, от идиота-отчима не страдала. Он опять в запое, да? Ну, что молчишь? Какого, спрашивается, ты на вокзале ночуешь? Я же тебе говорила свой адрес!
Маша молчит, опустив голову, лишь слегка кивая в ответ.
— Ты на работу ходишь? Я тебя спрашиваю!
— Да пошла ты, знаешь куда, с такой работой?! Я лучше буду унижаться и милостыню просить, чем ложиться подо всех подряд!
Меня, как водой окатили, стою, открывая беззвучно рот.
— Ты о чём вообще? Ты же в банщицы пошла.
— Банщица?! Об...банщица! Хозяин-то нормальный мужик, по-доброму ко мне. Только в первый же вечер пришла компания из молодых парней день рождения отмечать. И после третьей вылаканной ими бутылки они начали меня за руки и задницу хватать. Даже пришлось закрыться в сторожке! Дрова и пиво остаток вечера им сам хозяин носил. Не нужны ему такие работницы! Вот в чём дело!
— Машут, я же не знала! Я и в банях таких никогда не бывала. Я думала, там как в общей, женское отделение отдельно, мужское отдельно. Прости меня, дуру, — обнимаю девочку, утешая.
Та успокаивается быстро. Улица не терпит нытиков. Обещаю завтра же найти девушке новую работу, исключив повторение подобного.
Вспоминаю свой поиск работы для Маши. Тогда было две вакансии: банщица и посудомойка в кафе. Проверяю по Интерфейсу — место всё ещё свободно. Предлагаю этот вариант девушке и, получив согласие, к обеду выдвигаемся с ней на разведку. Настроение у обеих отличное, всю дорогу прикалываемся над Олегом, вспоминая его ошарашенное выражение лица. Когда мы доходим до места и видим свою цель, наши довольные физиономии мигом грустнеют и вытягиваются. Никакое это не кафе — ларёк с неаппетитной вывеской «Шаурмен». Хоть и выглядит всё опрятно и цивильно, но перспектива особо не воодушевляет.
— Жень, ты чё, издеваешься? — в голосе Маши звучат панические нотки.
— Откуда я знала? Пошли хоть посмотрим, раз уж всё равно пришли.
Заходим внутрь. В нос бьёт аппетитный запах свежей выпечки. Помещение совсем маленькое, но хозяева, разместив барную стойку с высокими стульями вдоль окна, умудрились, вместо магазина сделать кафе быстрого питания. За прилавком стоит молодец горячих кровей, с колоритной внешностью чистокровного жителя солнечного Азербайджана. Тяжко вздыхаю, это место работы молодой симпатичной девушке тоже вряд ли подойдет. Тимур Рашид оглы Мамедов, восемнадцати лет, пятого уровня социальной значимости — звучит солидно, но не надёжно.
— Добрый дэнь, дэвушки-красавыцы! Проходите, у нас всё вкюсное, свежее! — парень начинает заливаться соловьём, даря нам лучшую из своих профессиональных чарующих улыбок. Даже лёгкий акцент не портит его очарования. Мальчишка худощавый, рослый, меня так и вовсе головы на две выше, хотя ещё и молодой совсем. Навык торговли у него прокачан на славу — целых пять единиц. Не может же быть, что это он печёт ту вкуснятину? Запахи летают в воздухе крышесносные — отказаться и не попробовать невозможно. Сглатывая предательски наполнившую рот слюну, отвечаю:
— День добрый. Мы, вообще-то, по делу. Вам требуется работник посуду мыть? — стараюсь отключиться от мыслей о еде и говорить деловым тоном.
— А-а-а, это не ко мнэ, — отвечает парень и кричит в сторону кухни, — дядя Абдулла, тут к тэбе пришли.
Из подсобки выходит рослый, сухой дедок, снимая на ходу одноразовые перчатки. Выбеленные сединой голова и усы конкурируют по белизне с надетым на поваре фартуком. Такая чистая спецодежда на работнике общепита внушает уважение. Я думала, здесь о санитарных нормах и не слыхивали.
— Вай-вай-вай, какие красавыцы к нам пожаловали, птычки горные перелётные! Чем обязан, мылые? — становится понятно от кого перенял опыт общения с прекрасным полом племянничек.
— Вам работница требовалась — посуду мыть. Мы пришли узнать условия работы, — не поддаюсь дедовым чарам.
Абдулла Мухаммед оглы «Справедливый» Мамедов, 58 лет.
17 уровень социальной значимости.
Класс: повар 7 ранга.
Жена: Ясэмен Сулейман кызы Мамедова, 45 лет.
Дети: Илькин, 29 лет, Абульхайр, 26 лет, Заур, 24 года, Икрима, 20 лет, Саджид, 15 лет, Судаба, 9 лет, Исматулла, 4 года.
Ого-го! А дедок-то не промах! Мало того, что жена на пятнадцать лет младше, так ещё и семеро по лавкам! Однако, я впечатлилась.
У Маши отчётливо и раскатисто урчит живот, слышно на всё кафе.
Дед, посмеиваясь, берёт нас под локотки и отводит к барной стойке:
— Садытесь, голубушки. Никакие дела на пустой желудок нэ делаются. Сэйчас я вас накормлю, а после и поговорим. Ви мои гости, я угощаю!
Переглядываемся с Машей и, повернув голову к деду, синхронно начинаем кивать как китайские болванчики. Запах еды к тому времени уже полностью затуманил рассудок, отказаться бы мы вряд ли сумели.
Паренёк Тимур приносит нам чай и горячую самсу, только из печки, от которой ещё подымается парок. Не моргнув, смахиваю предупреждения Системы о потенциальной жирности и нездоровости питания, и вгрызаюсь в хрустящее тончайшее тесто с ароматной начинкой. Дед стоит и довольно ухмыляется в седые усы.
Не успеваем доесть и первого пирожка, как входная дверь распахивается, являя нам двух товарищей в форме, при исполнении. Помещение маленькое, поэтому мы переключаем своё внимание на них.
— Здорово, дед! О! Запах какой! Готовы, стало быть, наши пирожочки! Ох, и вкусные они у тебя. Лучшие в городе! Штук двадцать нам заверни быстренько!
Дед подходит к ним и начинает с почтением и заискиванием что-то тихо объяснять. Ведут полицейские себя вальяжно: дерзко лыбятся, матерятся и размахивают руками. Я не вникаю, сосредоточившись на еде. Краем уха слышу, что разговор принимает угрожающий оборот.
— Дед, какие деньги? Ты чё, гостям не рад? Не учили тебя защитников уважать? От пары пирожков штаны не потеряешь. А коли семерых настругал и теперь кормить их нечем — твои проблемы. Шевелись давай, сделай как обычно, и всё у тебя будет в ажуре! — рыкает сержант, который, видимо, за старшего.
— Оплатыте хотя бы половину, у меня нэт денег каждый дэнь вас кормить. Совесть-то имейте, сэгодня уже приходили ваши, я всё отдал, — оправдывается Абдулла.
— Ты меня за идиота держишь, макака сраная? В обезьянник захотел прокатиться? Или пинка под зад давно не получал? — мент орёт на деда, брызжа слюной.
Племянник, весь пунцовый, стоит за спиной Абдуллы, с силой сжимая кулаки. И после очередного оскорбления не выдерживает: