Впервые мы увидели его через иллюминатор на одном из нижних уровней. Он оказался меньше, чем я ожидала, но мне следовало догадаться, что вряд ли он будет слишком велик. Это был пассажирский корабль, вмещавший капитана и еще семь человек, – не намного больше яхты.

Вид у него был старомодный – округлый нос, конусовидные сопла, широкий корпус. Я подозревала, что «Клермо» бы давно списали, если бы не его прошлое. Но благодаря этому кораблю «Эвергрину» было чем похвастаться. Легко было представить, как руководство фонда показывает своим высокопоставленным пассажирам, где работал Том Даннингер перед тем происшествием. Ах, если бы переборки могли говорить…

Старомодный вид добавлял очарования. Но от леса сканеров, датчиков и антенн, что усеивали корпус во времена разведки, почти ничего не осталось – лишь пара медленно вращающихся тарелок и несколько телескопов.

Корпус, когда-то серый, теперь был цвета морской волны. Сопла стали золотыми, нос украшали белые расходящиеся лучи. Шлюз больше не окружала надпись «Департамент планетарной разведки и астрономических исследований». В передней части корпуса, на месте эмблемы «Поляриса» – наконечник стрелы со звездой, – ныне виднелась надпись «Эвергрин»: белые буквы, стилизованные под переплетенные ветви с листьями. За главным шлюзом, ближе к корме, было нарисовано дерево – эмблема фонда. От первоначальных опознавательных знаков остался лишь едва заметный серийный номер в задней части корабля.

Нас встретил худой мужчина средних лет, в серой рубашке «Эвергрина» с деревом, вышитом на нагрудном кармане. Когда мы вошли в офис «Эвергрина», он поднял взгляд от монитора.

– Господин и госпожа Кимболл? – спросил он.

Он представился как Эмори Боннер, заместитель начальника эвергриновского офиса на Скайдеке, а затем выразил восхищение деятельностью Алекса Бенедикта, связанной, как он выразился, «с делом Кристофера Сима».

– Просто изумительно, – заявил он.

Алекс, скрывавший свое лицо под накладной бородой, без малейшего стыда заметил, что Бенедикт действительно выдающийся ученый и для него лично большая честь – помогать ему в осуществлении этого проекта.

Боннер поздоровался со мной, но внимание уделял исключительно Алексу.

– Могу я спросить, что именно вас интересует в связи с «Клермо», господин Кимболл?

Алекс завел долгий разговор об антиквариате и о том, какую ценность представляет «Клермо» в качестве артефакта.

– Порой я задумываюсь вот о чем: знает ли руководство «Эвергрина» о потенциальной рыночной стоимости корабля? – заключил он.

– О да, – ответил Боннер. – Мы все прекрасно знаем и очень заботимся о «Клермо».

– И тем не менее, – настаивал Алекс, – корабль остается на ходу, что сказывается на его стоимости.

– «Клермо» приносит нам немалую пользу, господин Кимболл. Вы удивитесь, узнав, какое впечатление он производит на наших гостей.

– Не сомневаюсь. Так или иначе, мы собираемся писать о нескольких артефактах, которые сейчас сильно недооценены. Каждый из них, господин Боннер, существенно вырастет в цене после нашей публикации. – Он улыбнулся. – Если хотите заработать, попробуйте купить корабль у фонда. Отличное вложение средств.

– Сегодня же поговорю с ними, а завтра сделаю первый взнос. – Он посерьезнел. – Когда ожидается публикация?

– Через несколько месяцев.

– Желаю вам всего самого наилучшего.

Наконец соизволив заметить меня, Боннер спросил, участвую ли я в проекте.

– Да, – ответила я.

– Очень хорошо. – У него был вид человека, достойно исполнившего свои обязанности. – Я знаю, что вы заняты, но все же стоит пойти взглянуть.

Мы проследовали за ним по тому же туннелю, через который пришли, и остановились перед закрытым люком. Боннер велел люку открыться, и мы спустились на причал. Наш провожатый немного поговорил с техником – судя по его распоряжениям, на нас следовало произвести как можно большее впечатление. Затем мы прошли еще через один туннель и оказались перед шлюзом «Клермо».

Перед «Полярисом».

Корабль выглядел вполне обычно. Не знаю, чего я ожидала – может, прикосновения к истории. Или холодка по коже, пробежавшего в тот момент, когда мы стояли на «Ночном ангеле» – на месте преступления. Что бы ни произошло в тот день возле Дельты Карпис, оно случилось прямо здесь, по другую сторону люка. Но отчего-то не испытывала никаких эмоций. Казалось, что передо мной не что-то непостижимое, а лишь некий объект, служащий для создания искусной иллюзии.

Люк был открыт. Боннер и Алекс отошли в сторону, предоставляя мне честь войти первой.

Свет уже зажгли. Я вошла в кают-компанию, вдвое больших размеров, чем на «Белль». Вдоль переборок стояли три маленьких столика и восемь кресел. Боннер тотчас же завел болтовню об экономии топлива и о тому подобных вещах. С точки зрения разведки «Полярис» был роскошным кораблем, однако его нынешняя обстановка выглядела намного богаче тогдашней. Относительно утилитарную мебель, которую можно было видеть в симуляциях, заменили. Кресла обтянули селбиком, по виду и на ощупь напоминавшим мягкую черную кожу. Переборки, когда-то белые, теперь стали темными. Толстые зеленые ковры устилали палубы. На переборках висели фотографии руководителей «Эвергрина», позировавших вместе с президентами, советниками и сенаторами. Я подозревала, что фотографии регулярно меняют в зависимости от того, кто находится на борту.

Квадратный рабочий стол и дисплеи исчезли, кают-компания теперь напоминала вечерний клуб. Люки вдоль всего корабля были открыты, так что мы могли видеть мостик, а с другой стороны – каюты и тренажерный зал. Не пускали лишь в машинное отделение.

По каждую сторону коридора располагались четыре каюты. Боннер открыл одну из них. Обстановка, достойная роскошного отеля, – медная арматура, необычайно удобная на вид складная кровать, еще одно обтянутое селбиком кресло – поменьше, чем в кают-компании, но тоже очень дорогое – и стол с коммуникатором.

В тренажерном зале могли поместиться двое или даже трое человек. Можно было вволю побегать по любому виртуальному ландшафту, заняться поднятием тяжестей или еще чем-нибудь. Максимальное использование минимальной площади. Неплохо бы устроить что-нибудь этакое на «Белль-Мари».

– «Эвергрин» хорошо ухаживает за «Полярисом», – сказал Алекс.

Мы повернулись и направились к мостику.

Боннер лучезарно улыбнулся:

– О да, господин Кимболл. Мы поддерживаем «Клермо» в превосходном состоянии, не жалея усилий. Надеюсь, корабль прослужит еще много лет.

Я могла лишь пожелать ему удачи. Срок эксплуатации корабля уже подходил к концу: сертификат истекал через год с небольшим.

Мы поднялись на мостик. Удивительно, как все меняет латунь. Я знала, что «Белль» выполнена по последнему слову техники, но «Клермо», казалось, мог долететь куда угодно быстрее и с большей безопасностью для пассажиров. Двигатели Армстронга, естественно, заменили квантовыми. Корабль выглядел уютным и послушным. Я бы с удовольствием села в пилотское кресло.