Но было слишком поздно.

Вставленный в ухо крошечный микрофончик, подсоединенный к компьютеру, с регулярными интервалами сообщал ему время. Затар уделял переговорам только половину своего внимания, в остальном — ждал и прислушивался. Он понимал, что это рискованно: Анжа прекрасно владеет браксанским языком и, возможно, что если он не станет уделять все внимание разговору, то откроет ей какие-то из своих мыслей. Он улыбнулся сам себе. Это цена, которую приходится платить за самый сложный человеческий язык в галактике и за встречу с человеком, который достойно смог им овладеть. Анжа смогла. Тазхейн, где они нашли такую женщину?

Время тикало, конец приближался. Анжа возражала на его предложения — ловко, искусно и с презрением. Затар приготовил достаточно материала, чтобы растянуть переговоры на много дней, если действие яда замедлится. Но отказываясь согласиться с ним по всем вопросам, Анжа очень быстро разбиралась с ними, однако и этого времени все равно должно хватить.

Затар позволил себе быть многословным и углублялся в ненужные детали, раз уж ему требовалось потянуть время. Больше-то ничего было не нужно. И Анжа, отвечая ему, позволяла переговорам длиться.

И ничего не происходило.

Затар проанализировал возможности и внутренне сжался. Внешне это никак не проявилось, тем не менее Анжа обладала телепатическими способностями и он не сомневался, что женщина уловила его мысли.

Ее речевой режим изменился, переходя в триумфальный — в двух словах из двадцати. Прошло мгновение, Затар бросил взгляд на своих коллег, затем понял, что ни один из них не осознал случившегося. Никто из них, даже два его партнера, не знали точного времени, на которое была назначена смерть, и таким образом использование победительного речевого режима во вполне определенный момент не имело для них значения.

А подтекст ее фразы не оставлял сомнений: «Я знаю. Ты проиграл. И пока я готова это скрывать».

Анжа знает цену, которую Затару пришлось бы заплатить, если б ситуация была представлена во всеуслышанье? Браксаны терпели многое, но никогда — унижения. Никогда. Кайм’эра, униженный перед врагом, останется без ранга и титула. Простого публичного заявления с ее стороны хватило бы для того, чтоб лишить Затара результатов его многолетнего труда и разрушить его так тщательно создаваемый образ.

Анжа играла с ним, и Затар был вынужден подыгрывать ей, не зная, чем все кончится — предательством, или более утонченно, и удастся ли ему хоть отчасти сохранить лицо. Они спорили, они сражались, они нагородили горы метафор на оскорбления и использовали все речевые режимы, упражняясь в речевой сложности и обмане. А когда это все закончилось, сознание Затара было изможден, а нервы вымотаны до предела.

Но все закончилось. Они прервали мирные переговоры на яростной ноте и каждому после этого следовало в гневе отправиться к себе на корабль и освободить станцию не более, чем за одну десятую. Азеанцы были удовлетворены — хотя не поняли ни слова в словесном обмене, несмотря на переводчика; браксинцы были поставлены в тупик и представляли опасность. «Я совсем не хочу объяснений», — понял Затар. Но он задержался перед тем, как уйти, и стоял напротив Анжи, их отделяли друг от друга только столы — браксинский и азеанский. Он слегка опустил глаза — минимум, до которого можно свести уважительный поклон, все еще оставляя его знаком уважения. Анжа улыбнулась также осторожно.

Когда браксинцы вернулись в непосредственно прилегающее к переговорной помещение и двери плотно закрылись за ними, на Затара посыпались вопросы.

— В чем был смысл всего этого?

— В любом случае, что там произошло?

Понять, пожалуй, удалось только Йирилу — чью целеустремленность Затар начинал уважать все больше и больше.

— Винир, кайм’эра, поднимайтесь на борт! Это место теперь небезопасно, — он резко отмахнулся от их возражений. — Еще одна десятая — и азеанцы могут взорвать эту станцию и нас вместе с ней. На борту корабля у нас будет предостаточно времени на разговоры.

Они подчинились его доводам, которые звучали разумно, эмоции же требовалось отбросить. Даже Сечавех ушел. Несомненно опасаясь, что при таком негодовании скорее способен убить Затара, чем получить от него какую-то полезную информацию.

Наступила тишина. Затем Йирил посмотрел на молодого лорда.

— Могло быть хуже, — осторожно начал он.

— Это мало утешает, — с досадой бросил Затар.

— Я и не хотел тебя утешать. Это — реальность.

— Я знаю.

Еще одна долгая пауза.

— Что случилось? — наконец спросил Йирил.

— Я не знаю, Йирил, — Затар покачал головой.

— Она приняла яд.

— Я сам видел, как она это сделала.

— Может, состав был неправильный.

— Возможно, — но использованный Затаром речевой режим говорил: нет, не может быть.

Йирил вздохнул.

— Ну, это возможно для остальных. И наверное также и для Сечавеха — но я оставляю это на тебя. Переправить формулу через две нации и тайно — здесь достаточно оснований для ошибки, поэтому, думаю, мы в состоянии спасти наш проект. Конечно, отложить его на время — и на долгое время.

«И таким образом ты спасаешь меня», — подумал Затар. Но не следует благодарить Йирила.

— Когда-нибудь, когда — не имеет значения, если вообще когда-нибудь случиться такое — я хочу узнать, что там все-таки произошло, — мягко сказал старший кайм’эра.

Затар слабо улыбнулся. Он с облегчением понял, что все еще может улыбаться.

— Когда-нибудь, — пообещал он в основном режиме.

— Ты возвращаешься на корабль?

Затара передернуло. «Ты знаешь меня лучше, чем я сам себя знаю». Затар посмотрел на дверь.

— Пока нет.

— Половина одной десятой, не больше. Остальное время нам потребуется для выхода из зоны действия орудий.

— Я знаю, — кивнул Затар.

Йирил положил руку ему на плечо.

— Шемар, — предупредил он, причем добавил все возможные приставки, суффиксы и вариации ударения, и в результате слово одновременно выражало предупреждение, восхищение, убеждение, успокоение и тревогу. Затем Йирил улыбнулся.

— Шемар, — повторил Затар в основном режиме, что говорило: я знаю.

Старший кайм’эра оставил его в одиночестве.

«Почему я такой дурак?» — размышлял Затар. Он снова покачал головой, словно пытаясь ее прояснить. Думалось тяжело, незнакомые эмоции мешали и путали то, что обычно являлось хорошо выстроенным мыслительным процессом. Затар нажил себе врага, и умелого, мысль о том, чтобы позволить ей свободно носиться меж звезд, приносила боль. Он хотел по крайней мере понять ее, понять ее мотивы, почему Анжа избавила его от верного политического краха, когда он был в ее власти.