– А деньги, которые вы заплатили Инману за то, чтобы он занялся мной? Вы к этому тоже не имеете отношения?

Конеску не нашелся, что ответить. Демарко подошел к окну, поднял жалюзи, и кабинет тут же заполнил яркий утренний солнечный свет. Заморгав и сощурившись, Конеску вперил глаза в пол.

– Я дал ему эти деньги только затем, чтобы он куда-нибудь убрался, – признался Конеску. – Инман угрожал мне.

– То есть вы не давали ему денег за то, чтобы он избавился от меня? Потому что я заставил вас поволноваться?

Конеску медленно повернулся на стуле к экрану монитора. Сохранил документ, с которым работал, вышел из системы и выключил компьютер. Когда экран погас, профессор сказал:

– Моя мать любила повторять: «Если ты извалялся в дерьме, не жалуйся на вонь».

– Мудрая женщина, – согласился Демарко. Через несколько секунд он покашлял, подавая сигнал Моргану. Патрульный вышел из своего укрытия и отстегнул от своего ремня наручники.

– Встаньте, – приказал он Конеску.

Но тот даже не пошевелился. Как будто прилип к стулу. Взявшись руками за его спинку, Демарко медленно повернул стул на пол-оборота. Конеску вскинул на него глаза:

– Вы ему не понравились.

– Вы говорите сейчас о мистере Инмане?

– Вы ему совсем не понравились.

Демарко кинул на Моргана удивленный взгляд:

– Надо же. А я ведь такой симпатичный и ласковый.

Демарко не пошел на похороны Бонни, организованные, как он подумал, ее братом или кем-то из танцовщиц. Но по прошествии двух дней, где-то в начале восьмого утра, он припарковал свой автомобиль около входа на кладбище. Низкий могильный холмик Бонни был помечен только маленькой бронзовой табличкой на металлическом черенке и скромной кучкой уже пожухлых цветов – бело-желтых калл, волнистые лепестки которых скрючились и сморщились от мороза, как старая кожа. Демарко не знал, что сказать Бонни. Да и любые громкие, напыщенные слова в такое серое, тихое утро прозвучали бы, наверное, нелепо и несуразно. Зажав руки без перчаток под мышками, Демарко постоял у могилы Бонни несколько минут, потом оглядел все кладбище, выстланное опавшей листвой, и подумал: «Как много мертвых!» Зябкий ветер больно кусал его свежевыбритые щеки, от промозглого холода заслезился даже здоровый глаз. Небо поблескивало расплывчатыми и тусклыми акварельными мазками, будто раскрашенное рукой ребенка. В стороне послышался нервный визг тормозов огромного восемнадцатиколесника, подъехавшего к первому светофору в городе. Неожиданный рев выпущенного на волю воздуха неприятно резанул Демарко слух, заставив поежиться. Он подождал, пока грузовик прогромыхал по городу и вокруг снова установилась тишина. И бросил последний взгляд на могилу Бонни.

– Бывай, – сказал ей Демарко. – Может, скоро еще наведаюсь.

Через полчаса его автомобиль остановился у маленького трейлера Моби. Свет внутри не горел. И никаких других признаков присутствия в нем человека тоже не было. Заглушив мотор, сержант посмотрел через лобовое стекло на слой наледи на промазанной битумом крыше трейлера. Потом распахнул дверцу и достал из чашкодержателей два бумажных стаканчика с кофе.

На его стук в переднюю дверь никто не ответил. Демарко поставил один из стаканчиков на бетонную ступеньку и дернул за ручку. Дверь сразу же открылась, и в лицо сержанту ударил противный кислый запах. Подняв со ступеньки стаканчик с кофе, Демарко вошел внутрь, прикрыв за собой задом дверь.

Моби лежал на короткой виниловой софе, подогнув к груди колени и засунув руки между ног. На нем был костюм – явно великоватый и, вероятно, купленный совсем недавно в «Гудвилле», – и пара стертых коричневых легких туфель, надетых на белые шерстяные носки. Рядом с софой на полу стояла бутыль рейнского вина, к которой притулилась пластмассовая кофейная кружка. Кружка была пуста, а вина в бутыли осталось на донышке.

Демарко с минуту постоял над Моби, не шевелясь и прислушиваясь. Кофе обжигал ему руки, но в комнате было так холодно, что он мог видеть выдыхаемые им изо рта и исчезающие быстро, как призраки, облачка белого пара. Наклонившись над Моби ниже, Демарко заметил тихое колыхание его груди. Успокоенный, но уже начавший дрожать сержант поискал глазами терморегулятор и нашел его в углу комнаты. Подойдя к нему и нагнувшись, Демарко прищурился: двенадцать градусов. Сдвинув рычаг до отметки в двадцать два градуса, он услышал характерные всхлипы масляной горелки, разгоняющей котел, и вернулся к Моби.

Тыльной стороной руки сержант легонько толкнул его в плечо. Еще два толчка, уже посильней, – и Моби забормотал что-то нечленораздельное, косясь на Демарко щелочками еще слипающихся глаз.

– Давай-ка ты присядешь и хлебнешь кофе, – предложил ему сержант.

Сам он присел за небольшой обеденный столик, поставив на него оба стаканчика с кофе.

– Твой обогреватель был выключен. Через пару минут тебе станет теплее, – снова обратился Демарко к Моби.

Тот только заморгал ему в ответ, продолжая лежать на софе.

– Я принес один черный кофе и один кофе со сливками и сахаром. Выбирай, – предложил Демарко.

Моби кивнул на бутыль с вином:

– Там что-нибудь осталось?

Демарко вылил остатки вина из бутылки в пластмассовую кружку, но не стал давать ее Моби, а поставил на стол:

– Я хочу, чтобы ты сел рядом со мной.

Моби поднес к щеке руку, потер лицо, а потом заскреб ею по лбу. Его ногти медленно петляли от верха лба до бровей и обратно. Снова и снова. Наконец Демарко это надоело. Подавшись чуть вперед, он протянул Моби руку:

– Ты так исцарапаешь всего себя в кровь. Сядь и поговори со мной.

Мало-помалу Моби уселся, кренясь на бок. Демарко подал ему кружку с вином. Моби сделал большой глоток и задрожал.

– Лучше бы тебе все-таки выпить кофе, – сказал сержант.

– Я так не думаю, – возразил Моби.

Демарко снял крышку со стаканчика с черным кофе, отпил глоток и поставил стаканчик в ямку между коленями.

– Мне нужно, чтобы ты помог мне кое-что прояснить. Почему Инман убил твою сестру?

Прижимая обеими руками кружку с вином к груди, у самого подбородка, Моби то и дело прикладывался к ней губами, упорно глядя в пол.

– Почему, Моби? Ты единственный, кто может это знать.

Голова Моби медленно покачалась из стороны в сторону в знак отрицания.

«Только вот чего?» – подумалось Демарко.

– Она не причастна к тому, что он сделал. Бонни не такая.

– Я тоже так думаю, – сказал Моби сержант. – И все же. Когда в новостях сообщили о том, что произошло в доме Хьюстонов, у Бонни ведь могли возникнуть подозрения? И она должна была задать ему пару вопросов.

– А вы не задавались вопросом, отчего она прихрамывала? А прихрамывала она оттого, что однажды задала этому ублюдку вопрос, на который он не захотел отвечать.