Лицо юноши исказилось.

— При чем тут конь? Какое отношение он имеет…

— Ты можешь взять все, что пожелаешь, король Эйдриан Будабрас, — сказала певица. — Однако не все можно взять; кое-что можно лишь дать.

— Все дело в Де'Уннеро, не так ли?

Садья не снизошла до ответа. Отвернувшись от него, она вышла из комнаты, даже не оглянувшись. Услышала шаги — это юноша бросился вдогонку, — но лишь улыбнулась, когда они внезапно смолкли. Певица понимала: ее слова Эйдриану воздвигли перед ним глухую стену, и у него не было опыта, который бы мог подсказать, каким образом преодолеть ее. И никакое оружие тут было не властно. Ей удалось остановить его.

Это был первый урок, который она дала королю.

Садья вернулась в отведенный ей дом, потратила несколько часов на приготовления и только после этого послала одного из телохранителей за юношей. Жаль, что нельзя было отложить на день-два следующий, едва ли не самый важный урок, но утром отряд двинется дальше, а это был не тот урок, который хорошо усваивается в палатке посреди дикой местности.

Эйдриан с хмурым видом шагал по деревне. Он с трудом верил, что и впрямь откликнулся на призыв Садьи; первым побуждением было ответить ее посланцу резким отказом. Ничего другого не заслуживала женщина, посмевшая отвергнуть его. И все же по причине, которая была выше его понимания, молодой король Хонсе-Бира покинул свой дом и шел сейчас по улице, плотно завернувшись в плащ, чтобы защититься от холодного ночного ветра.

Он постучал в дверь, но потом, не дожидаясь ответа, резко ее распахнул.

Мгновенно все его чувства обострились. Слева от двери в камине пылал огонь, по всей комнате горели свечи, которые временами затенялись плывущими в воздухе слоями ароматного дыма. Эйдриан сделал глубокий судорожный вдох и почувствовал, как по его телу разлилось странное тепло.

Он закрыл за собой дверь и пошел туда, где в центре комнаты лежали подушки и одеяла, а над ними слегка покачивались свисающие откуда-то сверху полосы тонкой ткани. И тут юноша услышал музыку. Лютня Садьи, понял он. Мелодия текла медленно и плавно, один звук незаметно сменялся другим.

Внезапно послышалось шипение. Эйдриан обернулся и едва разглядел певицу в окутывающих ее облаках пара; вылив на раскаленные камни воду из кувшина, она вернулась к лютне.

Ее одежда представляла собой полосы той же похожей на паутину тонкой материи, полотнища которой свисали с потолка; затейливо обернутая вокруг ее гибкого тела, ткань едва его прикрывала. Играя на лютне, женщина пританцовывала среди плывущих в воздухе слоев пара и дыма. На ее изящных плечах и волосах дразняще блестели капельки воды.

— Что это? — спросил Эйдриан, но его слова заглушили звуки лютни. — Что ты затеяла?

Он стянул с плеч тяжелый плащ и отбросил его. Садья с улыбкой последовала его примеру, сняв обмотанную вокруг талии полоску ткани.

Взгляд юноши приковал к себе ее прекрасный обнаженный живот, странным образом казавшийся и мягким, и крепким, и изящные завитки волос в нижней его части, которые исчезали под куском ткани, обернутым вокруг бедер.

От этого зрелища все в нем встрепенулось. Эйдриан криво улыбнулся, снял и отшвырнул рубашку, обнажившись до пояса.

Продолжая вращаться и пританцовывать, Садья снова сделала то же самое. Потом она двинулась в сторону Эйдриана, лишь едва прикрываясь руками и не спуская с него такого пристального, напряженного взгляда, что у юноши едва не подогнулись колени. Тяжело дыша, он сорвал с себя всю оставшуюся одежду и рванулся к женщине.

Однако она грациозно ускользнула, а когда он метнулся за ней в надежде схватить, повернулась и вперила в него ледяной, отталкивающий взгляд.

— Садья? — умоляюще произнес он.

Певица приложила палец к губами, призывая его к молчанию. Только тут до него дошло, что теперь она полностью обнажена.

— Ты опять продолжаешь свои игры? — спросил Эйдриан нетерпеливо.

Садья двинулась в обход лежащей на полу груды подушек, то и дело пропадая за свисающими с потолка кусками ткани. И тут юноша внезапно бросился ей наперерез. Он сделал этот столь стремительно, что в один миг оказался рядом, и теперь их разделяла лишь полоска тонкой ткани. Эйдриан вскинул руки и грубо обхватил певицу за плечи.

Музыка смолкла, хмурая тень легла на прекрасное лицо Садьи. Она тут же вырвалась из его рук.

— Я уже предостерегала тебя, — сказала женщина. — Ты получишь меня, но все будет так, как я этого хочу. А теперь вернись туда, где лежат подушки.

Эйдриан отпустил Садью и теперь стоял, сердито глядя на нее.

— Я король.

Певица скользнула к нему, слегка задев его телом и едва не прикоснувшись к его лицу губами. Стон сорвался с губ юноши, он наклонился вперед, но Садья уже отступила. Так и продолжалось — он делал шаг вперед, она назад, в точности повторяя его движения, так что их тела все время находились почти вплотную друг к другу.

Наконец он остановился, тяжело дыша, и теперь уже женщина шагнула к нему. Вначале она взмахнула невесть откуда взявшейся в ее руке горящей, источающей запах лаванды веткой, затем бросила ее в огонь и неожиданно с силой прижалась всем телом к Эйдриану и страстно поцеловала его.

Он стиснул ее в объятиях, желая лишь одного: слиться с певицей, стать с нею единым целым. Волны страсти сотрясали тело юноши, голова шла кругом. С трудом, хрипло дыша, он жаждал соединения, жаждал, чтобы невыносимое напряжение наконец разрядилось.

Однако Садья со смехом снова ускользнула, взяла лютню и закружилась среди свисающих полотнищ.

Эйдриан погнался за ней, но вдруг остановился, глядя на Садью и беззвучно шевеля губами, словно желая сказать что-то, но не находя слов. Руки его были сжаты в кулаки, все тело напряжено, а выглядел он так, словно вот-вот взорвется.

— Ты чем-то недоволен, король Эйдриан? — поддразнивающим тоном спросила его Садья.

— Что ты делаешь со мной? — воскликнул он. — Какое колдовство…

— Я учу тебя, — ответила женщина. — И если тебя что-то не устраивает, на этом я и закончу.

— Я возьму тебя! — произнес король сквозь стиснутые зубы.

— И получишь несравненно меньше того, что я могу дать. — Певица снова рассмеялась. — Бедный Эйдриан! Всегда должен чувствовать себя хозяином положения.

Он покачал головой, сделал шаг к ней, но женщина, продолжая смеяться, снова увернулась.

— Не понимаешь? Ты жаждешь, чтобы все происходило в точности так, как ты приказал. Все, даже Маркало Де'Уннеро, превратились в твоих марионеток. И ты, молодой самодержец, держишь в руках все ниточки.

— Видимо, не все…

— А за это скажи спасибо Садье, — промурлыкала певица. — Нет, ты не подчинишь меня себе. Ты так силен, что, конечно, в состоянии взять меня силой, но, поверь, в этом случае ты получишь гораздо меньше удовольствия. Ты можешь просто зарубить меня на месте, и никто не посмеет задать тебе ни единого вопроса, но, даже умирая, я буду смеяться над тобой, и ты знаешь это.