Бринн задумалась над последним замечанием ятола. Ужасный обман Эакима Дуана стал причиной раскола в Бехрене и вдребезги разбил основу исповедуемой его жителями религии. Де Хамман вряд ли так уж сильно отличался от них; тяготы войны и междоусобицы многих могли отвратить от древних традиций. Придя к этому выводу, тогайранка бросила взгляд в сторону занавески, за которой скрылись раненый и те, кто его сопровождал. Криков боли больше слышно не было.

— Это дружеский жест? — спросила она, пристально глядя в глаза собеседника. — Или завоевание?

Ответ ятола поразил Бринн в самое сердце и убедил в том, что огромное восточное королевство ожидают в самом ближайшем будущем крайне серьезные неприятности.

— Какая разница? — уронил Де Хамман.

— Наконец-то у нас есть король, который понимает, что священными магическими камнями, этим даром Божьим, должны распоряжаться исключительно монахи, представляющие Бога на земле, — как-то утром заявил Маркало Де'Уннеро внимательно слушающим его братьям, которых он собрал в аббатстве Сент-Прешес. — С благословения короля Эйдриана, мы можем снова заняться возвращением магических камней церкви Абеля.

Многие закивали в знак согласия, а некоторые даже разразились одобрительными возгласами, хотя братья, конечно, понимали, что Де'Уннеро и монахи, которых он привел с собой из аббатства Сент-Хонс, именно этим и занимались на всем пути из Урсала.

Один пожилой магистр аббатства, много лет прослуживший в Палмарисе, особого энтузиазма не проявлял, что и было замечено как окружающими, так и Де'Уннеро, зорко приглядывающим за «вверенными его заботе» братьями.

— Магистр Де Наур? — вопросительно произнес он.

Старик — хотя он прожил на свете и не намного дольше, чем Де'Уннеро, но выглядел гораздо старше неестественно молодо выглядящего тигра-оборотня — поднял на него взгляд подслеповатых серых глаз.

— Разве ты уже не занимался этим прежде, аббат? — спросил он. — Разве не это входило в обязанности епископа Де'Уннеро, когда он явился в Палмарис в качестве представителя отца-настоятеля Маркворта?

Маркало Де'Уннеро вперил в старого магистра пристальный взгляд, пытаясь вспомнить его. Был ли этот человек среди братьев-отступников, окружавших Браумина Херда? Может, он последователь Джоджонаха и Эвелина? Стоило монаху лишь подумать об этом, как испытующее выражение на его лице сменилось злобным, а внутри зашевелился дикий зверь. Де'Уннеро постарался утихомирить его, на время по крайней мере. Напомнил себе, что они с Эйдрианом с осторожностью отбирали братьев захваченного аббатства и что со времени завоевания Палмариса только приверженцам Эйдриана и нового образа церкви Абеля дозволено видеть дневной свет. И Де'Уннеро знал, что способности юного короля позволяют ему выйти далеко за рамки обычной человеческой интуиции. Прибегая к магическим камням, Эйдриан мог проникать в самые сокровенные мысли монахов и без труда выяснял, кто из них настолько поддался лживым словам Браумина Херда, что стал непригоден для использования Де'Уннеро и той церковью, которую он пытался выстроить.

— По-твоему, все, что делал отец-настоятель Маркворт, было неправильно? — спросил Де'Уннеро, прищурив темные глаза.

Магистр Де Наур откинулся в кресле и даже глазом не моргнул, встретившись с его угрожающим взглядом.

— Дело в том, брат, что и я, и король Эйдриан придерживаемся вот какого мнения: последователи Эвелина Десбриса, полные энтузиазма в связи с победой над розовой чумой и впавшие в излишнюю самоуверенность после падения отца-настоятеля Маркворта, существенно перегнули палку в том, что касается великодушия абеликанской церкви. Они, вероятно, полагали, что должны раскрыть сундуки всех аббатств и отдать магические камни каждому крестьянину, который этого пожелает. Может, они даже собирались обучить крестьян использовать камни! — Произнося эти слова, Де'Уннеро расхаживал перед братьями, трагически взмахивая руками. — Однако мнение брата Эвелина, что церковь ничем не отличается от простого люда, которым мы служим, было в корне неверным!

— Никогда не слышал, чтобы святому Эвелину приписывались подобные высказывания, — осмелился сказать старый магистр.

Де'Уннеро чуть не подскочил, когда старик назвал Эвелина святым.

— Святой Эвелин? — с иронией повторил он.

— Санта-Мер-Абель осталось лишь сделать официальное заявление по этому поводу, — ответил Де Наур. — Процесс канонизации был успешно завершен, ты ведь знаешь об этом?

— Заявления Санта-Мер-Абель сейчас не имеют никакого веса, дорогой брат, — уронил Де'Уннеро. — По крайней мере пока — или если — тамошние братья не признают Эйдриана королем.

— А вслед за тем и Маркало Де'Уннеро отцом-настоятелем?

Этот вопрос породил волну ярости, пробежавшую по всему телу Де'Уннеро и пробудившую в нем дикое, первобытное желание. Ему необходимо присутствие рядом Эйдриана, понял он. Или Садьи! В общем, кого-то, кто способен обуздать поднимающего внутри его голову оборотня. Монах изо всех сил пытался удержаться от непоправимого; ведь если сейчас зверь вырвется на волю, уговаривал он себя, и растерзает этого надоедливого старикашку, как он, Де'Уннеро, сможет и дальше держать в кулаке всю остальную братию? Смертоносная лапа тигра в клочья разорвет и всякое доверие к нему!

Устав сражаться с самим собой, он сосредоточился на том, чему его учил Эйдриан. Закрыв глаза, впал в кратковременный транс и приложил все усилия, чтобы погасить яростное желание обернуться зверем. Он успел сунуть правую руку в широкий рукав рясы и сделал это вовремя, поскольку чувствовал, что под коричневой тканью уже не человеческая рука, а смертоносная лапа огромного полосатого хищника.

Однако, благодаря преподанным Эйдрианом методам, разум, управляющий этой лапой, не стал примитивным, основанным на инстинктах разумом тигра.

Де'Уннеро открыл глаза и посмотрел на упрямого магистра.

— Когда король Эйдриан захватил Палмарис, каждому брату был задан прямой вопрос, готов ли он присягнуть на верность ему, — напомнил он.

— Я признал Эйдриана королем, — отозвался Де Наур.

— Ну, ну… — с нетерпением подтолкнул его Де'Уннеро.

— И то, что церковь Абеля отклонилась с верного пути, — признал магистр. — В свое время мантию отца-настоятеля следовало отдать не Фио Бурэю, а аббату Олину Жантилю.

— Аббат Олин и в нынешнем качестве очень много делает для церкви! — с воодушевлением воскликнул Де'Уннеро. — Благодаря ему абеликанская церковь распространяет свое влияние так далеко, как никогда со времен шестого столетия.

Монах расхаживал туда и обратно перед внимавшими ему братьями, наслаждаясь блеском обращенных на него, полных восхищения глаз.

— Но! — Он внезапно остановился и многозначительно поднял палец. — Чрезвычайно важные обязанности аббата Олина не позволят ему вернуться к нам еще много месяцев, а может быть, и лет. Учитывая это, мудрый король Эйдриан имеет другие намерения в отношении церкви Абеля, и нам стоит с ними посчитаться.