— Федор тоже был шпионом? Он шпионил за мной?

Мыскин снова вздыхает, видя, что я все еще не понимаю.

— Ты любишь футбол, Дженсен? — спрашивает он.

— Мне больше нравится смотреть гонки на грузовиках-монстрах, — говорю я ему. — Но футбол тоже ничего.

— Одна футбольная команда играет против другой футбольной команды, и каждому игроку команды важно выиграть. Они сплачиваются как команда для того, чтобы выиграть. Но на место каждого из одиннадцати игроков основного состава претендуют игроки из запасного состава. Они постоянно тренируются, качают мускулы, учатся, как бегать быстрее, как лучше играть. Они тоже хотят, чтобы их команда победила, но еще они хотят занять место игрока основного состава. Они соперничают друг с другом за это место. Они дерутся за первенство, и в то же время они все в одной команде. Так?

— Ну, вроде так, — говорю я.

— И именно тренер команды должен поощрять это соперничество. Только тренеру команды известна общая стратегия. Все остальные могут о ней только догадываться. И именно тренер выставляет, так сказать, одного игрока своей команды против другого в психологической схватке. Они все пешки в игре, которую ведет тренер. Они и не подозревают, что в результате они становятся сильнее и одновременно подвергаются испытанию на прочность. Однако, Дженсен, иногда игрок ломает ногу и выбывает из игры — его карьера заканчивается. Это происходит постоянно. Иногда — это плата за право играть в высшей лиге.

— A Рег? — говорю я, а мой мозг отчаянно пытается разобраться во всей этой информации.

— И Рег тоже. Он сыграл свою роль. Хотя в результате у него оказалась сломанной не только нога, да? — сказав это, Мыскин хохочет. — Маленький заговор бомбиста Рега, сорванный специальным агентом Департамента Безопасности Дженсеном Перехватчиком, который храбро подверг себя смертельной опасности, чтобы защитить наше общество. Ты — тот самый храбрый защитник, Дженсен, который сделал рискованный для себя подкат, чтобы спасти свою команду от голевой атаки. Ты вывел из строя нападающего соперников, но в результате сломал ногу. Боюсь, Дженсен, теперь ты вне игры. Однако твой геройский поступок несколько дней был главной новостью, а сейчас средства массовой информации старательно освещают процесс твоего выздоровления. По телевизору о тебе, Дженсен, уже было целых три передачи. И они пользовались большим успехом у зрителей. А премьер-министр только что объявил о серьезном увеличении бюджета Департамента безопасности, и это было полностью поддержано общественностью. И это правильно. Подобные операции с глубоко засекреченными агентами стоят очень, очень дорого.

Все это время я вытягивал свою больную шею, приподнимая ее на пару дюймов от подушки, пытаясь получше впитать в себя все эти объяснения Мыскина про футбол. Но потом у меня больше не осталось сил держать голову приподнятой. Она упала на подушку, и я уставился в потолок. В голове у меня скакали образы каких-то футболистов, гоняющих мяч по грязной зеленой траве и делающих друг другу всякие там подкаты, а в ушах слышался сначала топот их тяжелых бутс, а потом треск ломающейся ноги. И вот я уже вижу (в своей голове, конечно), как этого несчастного игрока уносят с поля на носилках.

Так получается, что все, через что я прошел, оказывается лишь чем-то вроде гребаного шоу? Они заставили меня делать все эти вещи, чтобы получить возможность поймать Федора? Но Федор уже был во все это замешан? И все это оказалось спектаклем, чтобы доказать обществу, что Департамент безопасности по-прежнему, так сказать, ловит мышей? Устраняя утечки, которые он сам же, блин, и создает?

В поле моего зрения вдруг появляется голова Мыскина.

— Понимаешь, Дженсен, борьба — это двигатель прогресса.

Он наклоняется ко мне еще ближе, будто собирается сказать мне что-то очень, очень важное. Что-то, во что он верит сам, как, например, Рег, верил в Мартина Мартина. И когда он это говорит, его глаза превращаются в голубую сталь, и мне становится даже страшно.

— Конфликт живет в душе каждого из нас. И он отчаянно рвется на свободу. Все, что тебе нужно сделать — это направить его в нужное русло. Это все равно что использовать энергию при расщеплении атома. Внутренний конфликт дает тебе достаточно энергии, чтобы добиваться своих целей, чтобы двигаться вперед. Представь себе всю объединенную в конфликте энергию всех людей нашего великого народа, которая приведет нас к новым, еще большим достижениям. И наша система, основанная на конфликте, выявляет самое лучшее даже в таких людях, как Рег, которые с ней борются. Ставя себя ей в оппозицию, они используют свой собственный внутренний конфликт. Он становится той самой энергией, которая толкает их вперед. А эта энергия подпитывает нашу энергию. Мы все части одной большой машины конфликта. Рег, Федор, ты и я. Мы все играем свои роли. Так устроена вселенная. Насилие, раскол, объединение и снова раскол. Разрушение и созидание, поддерживаемые в равновесии теми, кто призван это делать. Это так же неизбежно, как и прекрасно. Но равновесие жизненно необходимо. Мы должны удерживать равновесие сил. Если равновесие сместится в другую сторону, в сторону от государства и в направлении таких, как Рег, тогда у нас будут большие проблемы.

После этой речи Мыскина я чувствую такое же головокружение, какое чувствовал, когда проваливался через червоточины и вляпывался во все эти сумасшедшие дела с ММ, Эмилем, Дженсеном и тому подобное. Для меня в словах Мыскина нет никакого смысла, и в то же время они кажутся мне правдой.

Мыскин встает, собираясь уходить.

— Приятно было поболтать, Дженсен, — говорит он. И пожимает мне руку.

Но меня по-прежнему беспокоит пара вещей. Первое — те два мужика из департамента, которые были в моей квартире. Одного я шарахнул битой по голове, а от другого удрал и выпрыгнул из окна.

Когда я говорю об этом Мыскину, он секунду смотрит на меня отсутствующим взглядом. Потом в его глазах загорается понимание, и он смеется.

— Ах да, правильно! Ремонтники Брока. Ох, Дженсен, это было потрясающе! Конечно, им нужно было тебя предупредить, прежде чем заходить в твою квартиру и чинить душ. Откуда тебе было знать, что это не какие-нибудь мерзкие домушники. Кажется, у одного потом несколько дней болела голова… Ну, может быть, даже месяц или два. Но сейчас, насколько мне известно, с ним все в порядке. Никаких серьезных повреждений… Ну, скажем, никаких особенно серьезных повреждений. А другой ужасно беспокоился, когда ты выпрыгнул из окна и исчез в облаках, пока ты вновь не объявился у дома Рега на тротуаре, с которого тебя отскоблили после взрыва бомбы.

— И второе — что по поводу чипа в моей голове? — интересуюсь я.

— Чипа? — спрашивает Мыскин. — Извини, Дженсен… Какого чипа? О чем ты, черт возьми?

— Мне сказали, что у меня в голове стоит электронный чип.

— И кто тебе это сказал, Дженсен? — продолжает Мыскин, помолчав несколько секунд.

— Мартин Мартин.

— Ну, понятно, — говорит Мыскин вдруг веселым голосом, в котором слышатся нотки сочувствия. — Конечно, он это говорил. Ты столько перенес в последнее время, Дженсен. Ты пережил взрыв бомбы… Я бы на твоем месте не стал придавать большого значения словам давно умерших людей, которые тебя якобы навещают. Не стоит, право.