– А то, что в нашей губернии сроду не было ни единой приличной горки – сплошные низины. И компьютер это подтверждает… Ну хорошо, я даже могу допустить, будто за какие-то несколько лет эти низины вспучились в кручи, накрывшись вечными снегами, – тогда почему мы не видим их из города?

– Ну не видим и не видим – подумаешь!

– Но ведь они есть?

– Есть, – легко согласился Гризли. – А увидеть нельзя. И лучше бы тебе это принять, чтобы не поехала крыша. Тут и не то бывает – прикажешь ломать голову над каждым местным взбрыком?

– Да упаси бог, такие перегрузки не для тебя!..

Кстати, стволы здешних деревьев продолжали расти перпендикулярно земле, только слегка изогнулись, бедные, под тяжестью заснеженных крон – впрочем, изрядно поредевших. И чем дальше, тем нелепее это гляделось. Широкие колёса бэтра месили снежные завалы, как и низинную грязь, а иногда так же загребали о них ребристыми боками, будто лопастями. Склон становился всё круче, и приходилось уже выбирать для подъёма подходящие участки, чтобы не опрокинуться. Некоторые места штурмовали с разгона, на грани фола. По счастью, Вадим ощущал могучую машину как собственное продолжение и даже чувствовал придавившую её нос тушу, действительно добавившую бэтру устойчивости. Наверное, для страховки больше бы пригодилась лебёдка, занятая под того же зверя, но пока Вадим обходился. Ни разу ещё он не промахнулся в расчётах, и ни разу его не подвела интуиция. А ошибаться теперь было накладно: неизвестно, сколько пришлось бы сыпаться вниз.

– Во шпарим! – не уставал восторгаться Гризли. – Ежели ничего не стрясётся, даже успеем дрыхануть – как мыслишь?

– А если стрясётся?

– Типун тебе на язык!

– Толстый, ты сделался мнительным? – удивился Вадим.

– Поездишь тут с моё – тоже станешь. Знаешь, сколько полегло на этой дорожке? И с каждым разом становится хуже. Похоже, скоро мы вообще не сможем сюда добраться, разве только на вертушке – если разживёмся.

– Что, Михей, горек хлеб крутарей?

– А то! – подтвердил Гризли. – Ничто ведь не даётся даром. В городе – сплошные разборки, а здесь – сам видишь.

– Ну, честных контрабандистов я всегда уважал: они хоть как-то компенсируют жадность чинуш, разобщающих людей ради собственной выгоды. А вот от городских хищников – уволь. Да если б они только между собою грызлись… Эй, – вдруг переключился Вадим, – ну-ка тихо!

Напарник послушно зацепенел, даже дыхание придержал, а Вадим заглушил моторы, напряжённо вслушиваясь в себя. Что-то присутствовало рядом, возникнув из ничего, – громадное, могучее, едва проницаемое. И не разобрать было: угрозу оно в себе несёт или любопытство. Однако интерес к людям в нём ощущался – это наверняка. «Не хватало нам ещё одного броненосца, – обеспокоенно подумал Вадим, – скачущего по этим кручам горным козлом, – то-то он сейчас наподдаст! И так едва держимся, а уж кувыркаться теперь будет куда, если не задержат деревья».

Торопливо он вскарабкался на очередной уступчик, подперев корму парой стволов, затем пробежался взглядом по экранам, но не обнаружил вокруг никого: как будто исполин был бестелес или невидим, причём на всех частотах. Что за наваждение! Уж не мерещится ли это назойливое внимание?

– Никогда не ощущал на себе чужой взгляд? – вполголоса спросил Вадим.

– Для этого у меня слишком толстая шкура, – тотчас откликнулся Гризли. – А что?

– Твоё счастье.

Впрочем, если это походило на взгляд, то на мысленный, – что ещё хуже. До сих пор Вадим полагал своё экстра-чутьё явлением уникальным, наградой за прежние страдания, а здесь, словно в той поговорке: «дальше в лес, больше дров». И как бы не наломать их на чужой территории. Одного телепата уже приговорили – кто на очереди? Не сами ли мы? «Не слухай никого, понял? – вспыли в памяти слова Алёхи. – Пусть себе зовут…»

– Может, переждём? – предложил Вадим. – Время-то терпит. Спускайся вниз, толстый, – теперь и вправду пора подкрепиться.

Без возражений Гризли втиснулся в люк, аккуратно закупорив за собой крышку, и снова принялся раскладывать по столику припасы, ласково на них взирая. На аппетит он не жаловался никогда и на такой призыв отозвался бы, наверно, даже если бы трапеза стала последней. Разместившись удобней, Гризли, однако, сперва завёл речь:

– Брон говорил про твой «особый нюх», как у того разведчика. (Оказывается, он смотрел не одни мультяшки!) И я не настолько тупарь, чтобы в это не верить – после всего. Такого водилу поискать, без дураков, и за тылы я нынче спокоен – не то, что в прошлые заезды. Какие хлюпаки попадались, даром что крутари! С одним и вовсе истерика случилась, пришлось выкидывать из бэтра, чтобы не гробануться обоим. А вот ещё, помню…

– Не длинновато для вступления? – с улыбкой осведомился Вадим. – Ты заметил, Михей: опасность делает тебя болтливым.

– Ну, заметил – так что? – отмахнулся тот. – Не самый большой грех! Вот если б столбняк нападал, как на некоторых, или в панику кидался – тогда кранты, «уноси готовеньких»… Ладно, я вот чего хотел спросить: ты вправду чуешь этих тварей?

– Вправду.

– Как людей? Или хуже?

– От них зависит, от «тварей». Пиявку я и вовсе прозевал, зато броненосца ощутил ясно. А вот теперь…

– Чего?

– Чёрт его знает, старичок. Крайности сходятся, знаешь? Может, этот, нынешний, слишком умён для меня? Тогда упаси боже иметь его среди врагов!

– Но что ты чуешь сейчас – конкретно?

– Он очень силён, Михей, – имею в виду не только мышцы. Знаешь, как разбираются меж собой крысы? Они не дерутся и не грызутся – нет. Просто стоят друг против друга, нагоняя страху, пока одна не уступит и не помрёт без видимых причин. И среди крутарей нередки те же повадки. Здесь важна сила духа. Так вот, если здешнему исполину вздумается что-либо приказать: хотя бы удавиться, – я не уверен, что у нас хватит решимости ему отказать.

– Пусть попробует, – с угрозой сказал Гризли. – Видали мы таких!

– Как раз таких мы ещё не видали, – возразил Вадим. – Честно сказать, даже и пробовать не хочу с ним задираться: кто знает, на что он способен. Ты не задумывался о таком понятии, как заклятие?

– Ну, ещё колдунов приплети!

– Конечно, – согласился Вадим, – на кой тебе задумываться? Для этого есть спецы, на крайний случай – Брон. Так послушай спеца – одного из немногих в этой отрасли, если не единственного.

– Какой отрасли, чего ты вешаешь? – возмутился Гризли. – Уж не настолько я тёмный!

– Настолько, настолько, если не больше, – усмехаясь, заверил Вадим. – И государство сему способствовало – уж не с тайным ли умыслом? Ну казалось бы, что за дело ему до этих шалостей, хоть и ошибочных? Пусть кто-то верит в астрологию, кто-то – в хиромантию, телепатию, целителей филиппинских и прочих, летающие тарелки… Кому от этого плохо, к чему такой шум? Сколько стараний положено, чтобы разубедить людей, чтобы они на двести процентов уверовали, будто этого нет и никогда не было, – зачем? А может, наши чинуши не такие дубы и берегут запредельное для себя, для личного своего благоденствия и упрочнения власти? Нормальная монополия государства – на водку, на оружие, на информацию… на мистику.