— Ах, шайтан, — сказал пресс-секретарь сквозь зубы и глубоко задумался. Но подолгу терзаться сомнениями в разведке не привыкли, и уже в семь часов следующего вечера диктор радостно сообщил:

— К сожалению, мы не можем предъявить никаких доказательств гибели Шамиля Басаева, поскольку снаряд угодил непосредственно в него! От Шамиля Басаева практически ничего не осталось! Он разлетелся на очень мелкие части! — с удовольствием повторил диктор. — На очень мелкие! И мы поэтому не можем вам продемонстрировать никакого Шамиля Басаева. Это наша новая практика, точечные артиллерийские обстрелы. Мы уполномочены также заявить, что все таинственные исчезновения, имевшие место в Чечне, есть результат точно такой же точечной бомбардировки! Например, некоторые интересуются, куда девались таинственные снайперши в белых колготках и почему ни одной из них так и не предъявили мировому сообществу! Ответ прост: все они были уничтожены точечными попаданиями наших снарядов, и от них не осталось ничего, включая белые колготки! Точно так же был стерт с лица земли знаменитый полевой командир Хаттаб!

— Грандиозно! — воскликнул президент, который в этот день опять смотрел футбол и вынужден был ознакомиться с новостями.

— Путти! — дозвонился до него американский коллега. — Теперь я во всем почти убедился, но есть один, как это сказать, нюанс! Ведь вы неделей раньше сообщили, что Хаттаб погиб от письма, которое ему вручил ваш специально внедренный человек!

— Ну, — кивнул наш.

— А сегодня вы говорите, что он взорван! Пожалуйста, разберитесь: может, ему сначала передали письмо, а потом взорвали? Или все-таки сначала взорвали, а потом передали отравленное письмо?

— Угу, — пообещал российский лидер и позвонил на телевидение.

— Але, — сказал он бывшему пресс-секретарю. — Вы там недорабатываете, а я выслушивай иностранные претензии. Вы роняете это самое, престиж. Вы же только что сообщили, что Хаттаб погиб от письма.

— Так точно!

— А теперь вы говорите, что его взорвали, как Басаева. Надо как-то заботиться о международном, это самое, имидже. Наши-то все схавают, они сегодня не помнят, что вчера было. А американцы вас внимательно смотрят. Давай придумай что-нибудь,

— Так точно! — машинально повторил бывший пресс-секретарь и на этот раз задумался на несколько часов. Но следующим вечером бодрый диктор радостно сообщил:

— Отдельные американские агентства интересуются, каким образом погибли полевые командиры Басаев и Хаттаб! По одной версии, они получили отравленные письма, по другой — взорвались в результате точечного артобстрела! Сообщаем, хотя это и ужасный государственный секрет, что Басаев и Хаттаб погибли в результате получения специальных писем, при чтении которых взорвались! Это специально разработанная психотропная методика министерства обороны и наших знаменитых спецпропагандистов, воспитанников военных кафедр гуманитарных факультетов. В письмах были написаны такие гадости о чеченских бандформированиях, что оба полевых командира при чтении их буквально взорвались от ярости, да так, что от них совершенно ничего не осталось! Простите, у меня, кажется, телефонный звонок, — и ведущий снял трубку в полной уверенности, что начальник хочет передать ему что-то экстренное.

— Вай, нехорошо! Зачем так говоришь? — раздался в трубке знакомый голос.

— Простите, с кем имею честь? — пролепетал ведущий в прямом эфире.

— Да я это, Шамиль Басаев! Сижу тут у себя в ущелье, смотрю тебя и вообще уже ничего не понимаю: какое письмо, кто взорвался? Ты что, совсем там с ума сошел, да? Давай закругляйся, я футбол уже хочу!

— Ка-какой футбол? — вымолвил оторопевший диктор.

— Какой-какой! — разозлился Шамиль Басаев. — Франция — Сенегал, слушай! Давай, давай! Прощайся и желай приятного просмотра!

Но в эту секунду в студии раздался оглушительный взрыв. Телефон подпрыгнул и замолк.

— Как видите, дорогие телезрители, — радостно закончил все еще бледный телеведущий, — его там все-таки достали! Наши пеленгаторы запеленговали телефон, с которого выходил к нам в эфир Шамиль Басаев, и попали в него отравленным точечным взрывчатым письмом, начиненным белыми колготками!

— Вот и отлично, — сказал президент в экран. — Вот как мы его — в прямом эфире. Теперь никаких проблем не будет, все поверят…

Он не знал, что это был за взрыв. На самом деле это взорвался в своем кабинете бывший пресс-секретарь, никак не ожидавший от Басаева такой наглости. Но это никого уже не волновало, ибо нужный эффект был достигнут. В том, что Шамиль Басаев взорвал, не сомневался уже никто. Вскоре в это начал верить даже сам Басаев. Мощь новой российской пропаганды была поистине удивительна.

Любезный гитателъ! Поскольку наше скромное перо не может адекватно описать новую российскую светскую забаву «Скагки на приз президента», мы решили воспользоваться главой из «Анны Карениной» о скагках на приз государя. Мы позволили себе заменить лишь некоторые слова, исклюгительно в видах соответствия моменту. Вы легко обнаружите эти замены. Весь остальной текст — гистый Толстой, в гем и могут убедиться любопытные, прогитав двадцать гетвертую и двадцать пятую главы второй гасти «Анны Карениной».

(Из Льва Толстого)

В этот день была скачка на приз президента с барьерами. С самого начала Беговой видно было море машин с мигалками, окружавших гипподром, и кипящие народом трибуны. Подходя к конюшне, Алекперов встретился с белоногим рыжим РАО ЕЭС Чубайса, которого в огромной оранжевой попоне уже вели на дорожку. В отворенном деннике Лукойл был уже оседлан. Алекперов окинул взглядом прелестные любимые формы компании, дрожавшей всем телом, и, с трудом оторвавшись от этого зрелища, вышел из барака. Он умышленно избегал той избранной великосветской толпы, которая сдержанно и свободно двигалась и переговаривалась пред трибунами. Он знал, что там президент, и спикеры, и Матвиенко, и главы стран СНГ, но, не желая обратить на себя внимания, не подходил к ним.

Послышался крик из президентской ложи: «Садиться!» Олигархи вздрогнули. К каждому подвели его компанию. Все знали о призе, который победитель получит из рук президента. Это была свобода. Свободы желали все.

Лукойл дрожал, как в лихорадке. Полный огня глаз его косился на подходившего Алекперова. Олигарх оглянулся в последний раз на своих соперников. Потанин, опасный конкурент и приятель Алекперова, вертелся вокруг вороного Онэксима, не дававшего садиться. Бендукидзе в узких рейтузах ехал галопом, джигитуя по-грузински. Уралмаш с трудом выдерживал его. Прохоров и Хлопонин еле держались вдвоем на нервно переступавшем Норникеле. Пугачев сидел бледный на своем Межпромбанке и часто крестился. Все знали его особенность слабых нервов и страшного самолюбия. Вексельберг самоуверенно держался в седле, ощупывая что-то в карманах. Абрамович на сытой, раскормленной Сибнефти был, как всегда, почти невидим. Никто не знал, как это ему удавалось. Одного только не было заметно, главного соперника, Ходорковского на ЮКОСе. Вдруг Алекперов услыхал сзади себя по грязи дороги звуки галопа, и Ходорковский на ЮКОСе, гнедом в «Яблоках», сам одетый в фирменные желто-зеленые цвета, обогнал его. Сибнефть нахмурилась и сделала два прыжка, словно хотела с ним соединиться. Всех олигархов, с Чубайсом, скакало восемь. Больше никого не осталось. Позади всех плелся кто-то на темной лошадке, в длиннополой шинели и с маузером.