Шандра в том не сомневалась, однако думала, что проблему все-таки можно решить.

— Ты откроешь какое-нибудь дело, которым он мог бы заняться, — сказала она. — В зависимости от его склонностей. Например, институт роботехники, банк или картинную галерею… Что тут сложного?

— Ничего. Я с радостью куплю ему гражданство в одном из процветающих миров и выделю начальный капитал. Но ты уверена, что это осчастливит мальчика? Если он с пяти лет жил на корабле, ему совсем не захочется переселяться “вниз”. Воспитанный человеком космоса, он воспримет жизнь на планете как вечное и безысходное заключение, даже в самом прекрасном из миров. Поверь мне, так оно и случится! Он будет ждать и мечтать о том времени, когда окажется хозяином “Цирцеи”, и эта мысль отравит его сердце. И тогда… тогда… не исключено, что он решит поторопить события.

Шандра вздрогнула, потом, нахмурившись, сказала:

— А мы не могли бы купить ему собственный корабль?

Я невесело усмехнулся.

— Лет через тысячу, дорогая. И в том случае, если торговля будет успешной.

Вспомни, что большую часть доходов мы тратим на свой корабль, на то, чтобы поддерживать “Цирцею" — в отличном состоянии. Тут нет иных альтернатив, ибо от корабля, от его силовых установок, от механизмов и роботов зависит наша жизнь. Те, кто забывал об этом, плохо кончали.

Шандра принялась задумчиво навивать на палец свой золотистый локон.

— Но разве все-таки мы не могли бы ужиться одной семьей? Трое или четверо, если он найдет себе пару… Как близкие люди, которые любят и уважают друг друга?

— Возможно. Такое не получалось ни у кого, но я согласен рискнуть, принцесса. Ведь я дал обещание! Так что же ты решишь? Ее пальцы терзали золотистую прядь.

— Я еще не готова, милый. Я не могу решиться, пока есть хоть малейшие сомнения, хоть самый крохотный риск. Я не желаю, чтоб ты проклял день, когда встретился со мной! Но должен ведь найтись какой-то выход… какой-то способ избежать опасностей и бед… Мы что-нибудь придумаем… Мы обязательно придумаем!

* * *

Бедная моя Шандра! Она пыталась быть такой благоразумной! Она желала примирить непримиримое, решить противоречия, связать прочное кружево из гнилых ниток, скрепив его своей любовью. Но нити расползались, оставляя в ее кружевах зияющие дыры.

— Может быть, нам завести девочку? — как-то спросила она. — Я думала о сыне, не о дочери, но разве девочка принесет нам меньше счастья? И потом, не нужно придумывать ей никаких занятий — мы станем трудиться вместе, и у тебя будут целых две манекенщицы!

Я чуть не клюнул на эту идею. Представьте себе помост, а вдоль него танцующим шагом идут две красотки: моя милая Шандра в сиянии золотых волос, и другая девушка, пониже и посветлее кожей, темноволосая и грациозная, — моя любимая дочурка!

Какое зрелище! Я бы назвал ее Пенелопой… Пенни… Я бы ее обожал… Я бы…

Полет моей фантазии стреножила трезвая мысль о том, что мы с Шандрой не заменим ей возлюбленного. Эта фигура обязательно возникнет, разрушив нашу идиллию; а с ней появятся и все прочие сложности, включая внуков и правнуков. Результат неизбежен: мою “Цирцею” будут достраивать и перестраивать, пока она не замрет навеки у какой-нибудь из звезд, превратившись в город сакабонов. И в том городе мы с Шандрой будем выглядеть сущими уродами. Итак, мне пришлось разбить очередной проект моей принцессы. Я делал это с тяжелой душой, испытывая к себе презрение и ненависть; сердце мое разрывалось, а разум дремал, никак не проявляя хваленого хитроумия. Увы! Не тот был случай, чтобы хитрить, тем более с самим собой. Ответы были ясны изначально, так как не первый век и не первую тысячу лет мы, спейс-трейдеры, странствуем в космосе; и за весь этот долгий срок ни один из нас не связал то кружево, над которым трудилась Шандра. Спейстрейдер летает один или с женщиной, если не считать пассажирских перевозок… Это правило было таким же незыблемым, как Закон Конфискации, и все попытки обойти его являлись источником бед и горя. Впрочем, никто их не предпринимал, поскольку итог просчитывался без компьютеров, на пальцах одной руки.

Во-первых, торговец мог добровольно перебраться “вниз”, продать корабль, приобрести гражданство и сделаться планетарным магнатом. Ему становились доступны любые семейные радости; он мог жениться, мог содержать дворец с одалисками и заводить детей — столько, сколько позволено его лицензией. Но я о подобных случаях не слышал — кроме вынужденной посадки, что приключилась с Кордеем.

Второй вариант был более опасным. Торговец мог провести “внизу” двенадцать месяцев и подождать, пока его жена не разродится; затем улететь в короткий рейс, не больше пятилетия — к примеру, в пояс астероидов, где есть металлы, лед и масса времени для изысканий. Покончив с ними, он мог вернуться за супругой и окрепшим отпрыском, забрать их (разумеется, обоих — какая женщина покинет пятилетнее дитя!) и продолжить свой космический вояж. Если рассматривать этот случай — разумеется, гипотетически, — то ребенок, выросший на корабле, не мыслил бы иного существования. Значит, все проблемы, о коих я говорил Шандре, встали бы в полный рост: мальчик превратится в юношу, девочка — в девушку, и им потребуется пара. А у всякой пары есть тенденция заводить детей, если время и место позволяют, и, следовательно, круг замкнется: мы приедем к тому, с чего начали.

Третья возможность не так фатальна и не грозит перенаселением, бунтами и семейными разборками. Наш гипотетический торговец мог бы оставить жену с младенцем на более долгий срок, лет на шестьдесят или семьдесят, а то и на пару веков. Надо думать, что материнский инстинкт за это время будет удовлетворен, и женщина вернется с радостью к законному супругу. В этом случае она покинет не беспомощного малыша, а родоначальника семьи, который сам уже стал дедом и прадедом; для него планета — дом родной, где он в силу богатства и происхождения один из самых именитых граждан.

Великолепный вариант! И надо заметить, такие эксперименты проводились, чего не скажешь о двух первых случаях. Однако женщины — не ангелы; кто из них способен ждать целых семьдесят лет, лелея внуков, правнуков и супружескую честь? Правильно, никто! И космический Одиссей, возвратившись к своей Пенелопе, видел трех-четырех Телемахов, не имевших к нему ни малейшего отношения. Что касается Пенелопы, та пребывала в счастливом супружестве, или вынашивала ребенка, или у нее намечался новый брак — словом, были житейские причины, не позволявшие броситься на шею Одиссею. И тут он понимал, что для него прошли два года, а для нее — семьдесят лет или целое столетие; а это поверьте, очень немалое время! В общем, все как в поговорке: влюбленный обещает больше, чем может исполнить, но не выполняет даже возможного.

Являлась ли Шандра счастливым исключением? Мог ли я покинуть ее — пусть не на семьдесят, пусть на сорок лет — и надеяться, что не буду забыт, что она вернется ко мне, что наша любовь не сгорит в кострах прошедших десятилетий? Размышляя об этом, я испытывал мучительное раздвоение; чувства шептали мне, ‘что любовь неподвластна ни времени, ни пространству, но голос рассудка напоминал: ты, Грэм Френч, не лучший мужчина в Галактике. И не единственный! Найдутся и умнее, и добрей, и красивей; и все они будут порхать над цветком по имени Шандра. Долгие-долгие годы! Можно ли упрекнуть цветок, если он раскроет свои лепестки?..