любил безмерно. Но… несмотря на всю любовь, не доверял ему достаточно, чтобы хотя бы выслушать, прежде чем поверить в предательство.

…А я? Достаточно ли я доверяю тем, кого считаю своими близкими, своей семьей?

Я перевела взгляд на окаменевшую Зарему, которая продолжала сжимать в ладони ручку Ники.

Зарема — легкомысленная, с очень своеобразной моралью, да и ее “сферу интересов” мне всегда сложно было понять.

Но она такая, какой ее воспитали. Она родилась рабыней, с ее мнением и желаниями никто никогда не считался, ей с детства внушали, что ее внешность — единственное, что в ней ценно, а доставлять удовольствие господину, каким бы тот ни был, — ее предназначение. Чудо, что она вообще различает добро и зло, что в ней сохранилась способность дружить, любить, смеяться. Думаю, даже дом удовольствий, в который она хотела попасть, означал для нее некое подобие свободы, иллюзию выбора — паршивого, но иного она и вообразить тогда не могла.

…Доверяю ли я своим близким достаточно, чтобы верить им, а не своим врагам? Пусть даже вопреки, казалось бы, очевидному?

Пожалуй, да. И пусть я лучше ошибусь… Лучше снова получить под дых, чем вот так, как старый халиф, — так и не узнать о том, что тебя не предавали.

Еще — лучше в конце концов разочароваться, чем предать самой. Потому что неверие — это тоже предательство.

…И если исходить из того, что Зарема не предавала ни меня, ни Тарию, и уж точно не могла отдать ребенка в руки чужих людей, то выходит все-таки странная вещь. Выходит, что Ники все-таки вопреки всему вышел из дома, услышав голос совершенно чужой незнакомой женщины. А потом еще и нес какую-то чушь — явно внушенную ему кем-то из взрослых. В принципе, дети часто бездумно повторяют что-то за старшими, но — обычно только за теми из них, кого считают авторитетом, а не за вовсе посторонними тетеньками.

И если сложить все это с тем, что Фарид ни минуты не сомневался, что сестрица желает ему только добра — и вообще проникся дурацкой идеей с игрушкой — то стоит вспомнить о наличии у Фирусы некоего дара, и все становится на свои места.

Остается вопрос только об участии в заговоре визиря. Мотив у него налицо. Если наследником будет признан пятнадцатилетний второй принц, то именно великому визирю предстоит фактически править страной до совершеннолетия нового халифа. Более того:  если за это время оба младших принца будут тоже каким-то образом дискредитированы — или не доживут до срока, то Саид ай-Джариф как старший зять станет одним из претендентов на регалии власти. А шок, написанный сейчас на его высокомерном лице, вполне может быть искусно сыгран.

Но… как говорит Зарема, он скорее сделал бы все сам или нашел исполнителя-мужчину. В то, что он мог бы подослать к нам, например, того же грабителя из Закатной школы, я бы вполне поверила. А вот свою жену… Ай-Джариф — непроходимый шовинист, не верящий, что женщины вообще годятся на что-то, кроме как украшать его жизнь. И, как ни странно, сейчас это говорит в его пользу. Мог ли он в таком важном деле положиться на женщину и ее способности?

Все эти мысли пронеслись в голове буквально за несколько секунд. В зале тем временем начали наконец шевелиться, по углам послышались шепотки.

— До разбирательства надлежит назначить… — начал, откашлявшись, один из старцев, однако я его уже не слушала.

Пожалуй, время моего выхода.

— Что вы собираетесь делать? — едва слышно шепнул мне на ухо Демьен, продолжавший сжимать меня в объятиях.

Чуть повернувшись в его руках, я потянулась к уху мужчины и так же едва слышно объяснила.

— Вы уверены? — нахмурился он, бросив взгляд на фигуры женщин в центре зала. — Все-таки их двое, а вы одна. Может быть…

— Нет, — я, чуть улыбнувшись, качнула головой. — Это нас двое — а она одна. Отвлеките визиря!

С этими словами я выскользнула из рук посла — и принялась осторожно, стараясь никого не задеть, пробираться к центру зала. Демьена я потеряла из виду сразу — как, думаю, и он меня. Все-таки гениальная придумка Мариам действует без сбоев.

— Светлейший принц Фарид, полагаю, вы понимаете, что в данных обстоятельствах мы вынуждены… — старец продолжал что-то бубнить, стараясь, однако, ни единым словом не оскорбить пока еще наследника.

Платье и покрывало не делает тебя невидимым — только рассеивает внимание. Поэтому, если отбросить покрывало с головы, ни у кого не возникнет впечатления, будто голова плавает в воздухе сама по себе. Просто сосредоточиться на человеке станет чуть проще. Ненамного — все-таки платье остается на месте — но человека уже можно будет разглядеть, не зная точно заранее, где он находится. Главное не отводить от него взгляда.

Впрочем, отвести взгляд от вербинского посла, когда он сбросил с себя покрывало, никто бы и не смог. Уж очень неожиданным оказалось его появление в центре зала, рядом с великим визирем. И еще более неожиданным был его вид в женском платье.

— Любезный друг мой Саид-ала, я не спешил бы так с выводами на вашем месте, — мягко произнес он.

— Вы?! — лицо визиря вытянулось так, что любо-дорого. — Что вы здесь… и почему вы в таком виде?!

Кажется, от шока почтеннейший визирь даже забыл о своей традиционной велеречивости.

Посол только небрежно пожал плечами. Мол, пустяки. Подумаешь. Да, я, официальное лицо, разгуливаю тут по дворцу правителя чужого государства в женском платье. А что?

— Видите ли, друг мой, — с прежней легкостью продолжал посол, — я по случайности стал свидетелем некоторых событий, которые меня… удивили. А кроме того, принц Фарид — мой добрый друг, и я был изумлен, что на него пала тень подозрения в столь ужасном злодеянии, как покушение на родного отца. И из любопытства предпринял небольшое собственное расследование. Результаты которого удивили еще больше. К примеру, знаете ли вы, что ваша старшая супруга — маг?

— Что? — ай-Джариф даже подавился смешком. — Вы это серьезно? Женщина — маг? И при чем тут вообще моя жена?!

Я только покачала головой. Да-а… все и впрямь запущено. И да, визирь сам — один из сильнейших магов-разрушителей. Однако прожив много лет с Фирусой, он, видимо, и не подозревал о наличии у нее дара. Все дело в том, что даже маги видят чужие чары только “переключив” зрение на магический спектр. И только непосредственно в тот момент, когда другой маг колдует. Выходит, за все