И тут она увидела выход, решение проблемы. То, что могло бы закончить начатое ею десять лет назад. Чтобы потом уже не продолжалось никогда. В середине коридора слышались повторяющиеся жующие бумагу звуки. Дыхание Линн участилось. Зрачки расширились. Она бесшумно пошла по бетонному полу и заглянула в ближайшую комнату. Там стояли три ряда серверов, связанных друг с другом путаницей кабелей и проводов с мигающими диодами. Он не успел их уничтожить. Она осторожно пошла дальше, прячась за вентиляционную систему. Открутила винты на пластинах, которые прикрепляли каждый штабель вентиляторов к бетонному полу. Осторожно подняла одну из досок пола. А потом не смогла удержаться от искушения. В приоткрытую дверь увидела документы, которые превращались в узкие полоски бумаги. Он стоял к ней спиной. Бумага за бумагой превращались в конфетти, наполняя переполненный мешок для мусора. Она взвесила планку в руке и вздрогнула, встретившись с ним взглядом.

Он обернулся.

Несколько секунд он смотрел удивленно, прежде чем это сменилось черной ненавистью. Она среагировала инстинктивно: захлопнула дверь и забила планку под дверную ручку. Услышала, как он бежит по ту сторону тонкой стальной двери. Всей силой она налегла телом на вентиляцию. Колонна покачнулась на высоких ножках и рухнула на дверь. Линн бросилась на пол, уперлась ногами в стену, чтобы подвинуть устройство к самой двери. Работала, как в трансе. Громоздила один мешок с песком на другой сверху вентиляционной системы, блокировавшей дверь.

Руки болели, она смотрела на кучу мешков, которые выглядели так, будто маскировали вход в окопы. Из-за двери доносились удары.

Она вдохнула прохладный воздух, выбравшись из бомбоубежища, и шагнула на траву газона. От воды доносило слабый запах расплавленной пластмассы и дыма. Несколько секунд она стояла и смотрела на ворота для машин. Собиралась с силами.

Странный «ляпающий» звук заставил ее вздрогнуть. «Ляп, ляп, ляп». Как будто пластмассовая рамка то открывалась, то опять закрывалась, издавая эти звуки. Что это, черт возьми, может быть? Ведь не мог же он выбраться через какой-то запасной выход? Или тайный туннель? Она стояла и вслушивалась. Принюхивалась. Звук пропал. Никаких движений в саду. Все спокойно. Никакой разъяренный лидер нацистов не мчался в сапогах по газону. Она снова пошла в сторону въезда для машин. С отверткой в руке, если дистанционное управление на внутренней стороне забора вдруг не сработает. И вдруг она почувствовала, как кровь стынет в жилах. Линн стояла как громом пораженная. Краем глаза увидела. Собака! Так это был звук собачьей заслонки? Против света она не могла понять, смотрит собака на нее или нет. Покосилась на ворота. Примерно сто пятьдесят метров. У нее нет ни шанса добежать. Возникло ощущение, что собака, или волк, играет с ней. Готовится к охоте, но хочет, чтобы она сделала первый шаг. Ее бег вызовет инстинкт преследования. Бесконечно медленно она начала двигаться назад. А у собаки она не замечала ни малейшего движения, ни дрожи. Что-то тут не так. Когда облака вдруг исчезли, в звериной шерсти что-то блеснуло. Это был волк. Она облегченно вздохнула. Медная статуя волка, позеленевшая от времени и сырости, стала отчетливо видна в лунном свете.

Она бежала к воротам. Дистанционный замок, кажется, работал, во всяком случае, на столбе светилась зеленая лампочка. Она оглянулась на лестницу в бомбоубежище. Никаких звуков оттуда не доносилось, хотя, вероятно, Йорген лихорадочно пытался выбраться.

Она нажала на кнопку. Ворота, скрипя, начали рывками открываться в ее сторону. Опять остановились. Она успела нажать на кнопку еще раз, прежде чем ее швырнуло вперед с огромной силой. Она упала лицом в гравий. Казалось, из нее вышел весь воздух. Это конец? Доберман набросился на нее сзади с такой скоростью, что перевернулся в воздухе, прежде чем приземлился у стальных ворот. Она поднялась на колени, увидела, как пес поднимается рядом, и не успела повернуться, как он опять напал на нее с рычанием. Инстинктивно схватившись за кожаный ошейник, она пыталась отодвинуться от его челюстей, которые были у самого лица. Пес разгорячился. Его оголенные клыки были так близко, что струйки слюны свисали ей на лицо. Из раскрытой пасти пахло непереваренной пищей и гнилым мясом.

Она почувствовала тошнотворный вкус дикого зверя, когда капли попали ей на губы.

Доберман прижимал свою голову к ней. Она не продержится больше нескольких секунд. Ошейник скользил в ее влажных руках, когда пес попытался вывернуться и схватить ее зубами за руки. Она напрягла все силы, чтобы увернуться от острых клыков, почувствовала, как скользит блестящая от влаги собачья шерсть по ее коже. И схватила второй рукой упавшую отвертку в траве. Времени на колебания не осталось. У нее не было больше сил бороться, и было видно, что пес это почувствовал, и это прибавило ему сил.

Ей удалось размахнуться на полсекунды вытянутой рукой, а затем вонзить отвертку в шею пса. Она никогда не забудет этого звука лопающейся под отверткой собачьей шкуры. Дрожащей рукой она удерживала воткнутую отвертку, а второй – ошейник. Теплая кровь стекала с его шеи по ее руке. Тело псины стало мягким и упало на нее. Сладкий аромат крови и запах гниения из челюстей пса чуть не удушили ее, прежде чем она смогла перевалить тело животного в сторону. Ей удалось сдержать рвотный рефлекс, встать, дрожа, на колени и взяться руками за ворота. Краешком глаза она увидела, как доберман дернулся в последний раз и застыл с остекленевшим взглядом.

Голос Хофмана звучал нервно. Форсированно звучно. Далеко не так, как у того жовиального и беззаботного человека, которым он обычно казался. И Юнгберг не мог понять почему. Ему же не о чем было беспокоиться. Сванте Седерман все подтвердил, когда Юнгберг позвонил тому для контроля. Тоже коллега, сидящий в том же здании Управления полиции. Юнгберг пытался не думать об этом слове, но оно возникло все равно. Алиби Хофмана.

Стен Хофман играл в карты с коллегой вечером прошлой субботы, когда была убита Анна, и в четверг, когда убили Лиису. Играли всю ночь. Необычно долго, подумал он, но в этом, может, и нет ничего странного? Сам он не был заядлым игроком в карты, но знал, что карточные сражения могли и затянуться. И все-таки именно эти два алиби и вызвали у него подозрения. То, что Стен Хофман не связал звонки девушек с их расследованием, в этом как раз ничего удивительного не было. Это были звонки того же типа, как и все другие. Хотя его чутье ему и изменило в этот раз, как он сам сказал. Что убитые звонили именно ему, было просто-напросто трагической случайностью.

Или нет?

И хотя все улики, которые у них были, указывали на Ахмеда, все же было что-то такое, что не очень совпадало. Что-то было не так. Коллега Седерман ответил на первый же сигнал звонка. Довольно уклончиво он пояснил, что знал Хофмана, но когда речь зашла об уточнении времени, разговор вдруг прервался. Пока Юнгберг пытался снова до него дозвониться, успел посмотреть на его послужной список поближе. Тот не был больше коллегой Хофмана. Седермана перевели довольно давно, и теперь он работал в архиве, в подвале Управления полиции. Хоть раньше они и были коллегами.