— А теперь одевайтесь, вызывайте свою машину к парадному входу — скажите, что желаете прокатиться с приятелем, без водителя.

Пока прокурор облачался, я стоял в дверях и внимательно за ним следил. Мой пленник, несмотря на большой опыт общения с людьми, с трудом скрывал свое торжество. Он старательно хмурился, но на его роже было написано: «Дурак ты, парень! Как я тебя провел!». Наверняка он считал, что его явка с повинной в ФСБ — полный бред. Ну, отвезу я его в управу, сдам кому следует… а дальше события примут вполне предсказуемый оборот: завтра его отпустят, заявление уничтожат, а меня прямо в дежурной части повяжут бдительные чекисты… Ну-ну…

Благополучно усевшись в прокурорский «Форд», мы без приключений выкатили из усадьбы.

У поворота на автостраду к нам присоединились Саша Шрам и Коржик, дремавшие в своем «Ниссане». Перекинувшись с бойцами парой фраз, я извлек телефон Бо и набрал номер домашнего телефона своего старого приятеля — главного редактора местной «Новой недели» Андрея Настырного, скандально известного своей удалью и наплевательским отношением к собственной безопасности в погоне за пикантными сенсациями из жизни высшего света.

— Повторяйте, что я буду вам говорить, — приказал я прокурору, дождавшись, когда в трубке раздался недовольный голос Настырного.

— Это областной прокурор Чужестранцев, — послушно вторил мне прокурор, слегка напрягая голос. — Хочу предложить вам сенсацию… Я вам пришлю свое заявление и хочу, чтобы оно было опубликовано на первой странице завтрашней газеты… Да, это сенсация — такого ваша газета еще не публиковала. Когда пришлю? Минут через сорок…

Через пятнадцать минут езды мой пленник забеспокоился:

— Ээээ… а ФСБ в другой стороне… Куда же мы?

— А кто вам сказал, что мы едем в ФСБ? — удивился я и ткнул стволом карабина в прокурорский бок. — Стоп, машина! — скомандовал я. — Выходите, Виктор Константинович, приехали.

Выйдя из машины, прокурор вздрогнул:

— Так это же… Так это… — мой пленник закашлялся. Я с пониманием отнесся к его испугу: если бы меня среди ночи доставили на городское кладбище…

— Ты обещал, что не тронешь меня, — проблеял прокурор, когда мы пробирались между могил. — Ты обещал…

— Я привык выполнять свои обещания, — сообщил я, останавливаясь возле могилы моих родителей. — Я вас пальцем не трону — вы сами.

— Как это — сам? — удивился прокурор, в голосе его я уловил надежду.

Достав из кармана лист с заявлением, я аккуратно срезал верхнюю часть — где было написано «Начальнику УФСБ» и «Заявление», лист свернул вчетверо, вручил Саше Шраму и назвал адрес, по которому он должен был доставить сие послание после того, как мы прибудем домой. Затем я велел бойцам обнажить оружие и попросил их удалиться на двадцать шагов.

— Это могилы моих родителей, — пояснил я дрожащему в ознобе прокурору и протянул ему карабин. — Это ваш карабин, Виктор Константинович. В нем всего один патрон. Если вы попытаетесь убить меня, мои люди вас будут пытать долго и очень профессионально — в Чечне одного из них этому искусству обучили в полном объеме. Я даю вам шанс свести счеты с жизнью, как подобает настоящему мужчине. Берите!

Прокурор завороженно уставился на карабин, медленно протянув руки, он вдруг схватил оружие и отпрыгнул в сторону. В двадцати метрах от нас раздался лязг затворов. Обернувшись на звук, прокурор застыл и с полминуты лихорадочно соображал. Затем он направил ствол мне в живот. Я не шелохнулся.

— Нет-нет… — пробормотал прокурор. — Что толку… — и вставил ствол карабина себе в рот. Я погасил фонарик. Выстрел в темноте был похож на взрыв гранаты — что-то горячее брызнуло мне в лицо… спустя долю секунды раздался мягкий шлепок о грунт, и я включил фонарик. Тело прокурора лежало на надгробии моей матери. Я аккуратно стащил труп с могилы и медленно пошел прочь.

Парик из натурального волоса старит Стаса лет на двадцать, не меньше — за пять дней лохмы рыжеватых волос свалялись комками, и теперь мой соратник похож на некое подобие гигантского пуделя, брошенного хозяевами. Живописные лохмотья и недельная щетина — все это вписывается в имидж закоренелого бомжа, который мы старательно примеряем на себя для успешного вскрытия программы «Подснежник» вот уже пятый день. Если верить Стасу, вид у меня ничем не хуже, чем у него. Точнее — ничем не лучше.

Правда, когда мы появились в подвале подготовленного к сносу дома, который избрали в качестве своего временного обиталища наши «соратники», профессиональные бомжи нас раскусили, но гнать не стали.

— Живите на здоровье, — радушно разрешила неофициальная лидерша подвала Леся, — места всем хватит…

Затем она понюхала воздух и ощерилась беззубой улыбкой, сделав неожиданное предположение:

— Репортаж делаете? А на камеру снимать будете?

Мы со Стасом принялись активно недоумевать по поводу столь странного приема.

— Да нам все равно — нет так нет, — беззаботно оборвала Леся, объяснив, что от нас не так пахнет. Оказалось, что бомж пахнет подвалом, помойкой, канализацией и вообще — нежитью. Пришлось экстренно придумывать правдоподобную версию: бомжи мы недавние, поскольку нас обоих «кинули с хатой» в соседнем городе и пообещали «завалить». Вот и пришлось на товарняке подаваться куда подальше. Пока решили перекантоваться здесь, а там видно будет.

Вот так состоялось наше «вливание» в «коллектив», дабы острей проследить один из основных аспектов левой деятельности нашей подконтрольной мафии — программу «Подснежник». Об этом «Подснежнике» вскользь упомянул Мирюк — но в общих чертах: ничего конкретного губернаторский исполнитель не знал. Такую же скудную информацию выдал прокурор, упомянув, что за осуществление программы отвечает замначальника УВД по ООП (охране общественного порядка) — он же младший брат начальника УВД.

На следующий день после «самоубийства» прокурора пришлось экстренно менять место дислокации: позвонил муж Оксаны и предупредил, что вечером явится из командировки. Саша Шрам прошвырнулся по объявлениям и обнаружил сносный домик в глухой оконечности Халтуринского района, который сдавали на три месяца за два «лимона» вперед. К обеду мы туда переехали. Оксана озаботилась качественным изменением моего внешнего вида: пятна, которыми наградил меня Бо, сошли, и теперь я был удручающе похож на свои многочисленные отксеренные фотографии, находящиеся на руках у всех патрульных нарядов и висящие на стендах «Их разыскивает милиция». Оксана принесла два симпатичных парика — рыжий и шатен. От рыжего я с ходу отказался и уже через пять минут после ходил, прислушиваясь к своим ощущениям: приклеенный на какой-то удивительный клей шатен давил на череп, вызывая зуд и желание почесаться.

— Это пройдет — привыкнешь, — успокоила меня Оксана и принялась за Стаса. Спустя три часа я уже настолько сжился с новообретенной деталью внешности, что начал о ней забывать — парики были изготовлены мастерски.