не могут сравниться с этой болью. Алекс все еще думает, что я хочу получить этот шанс.

Что я хочу чего угодно, только не быть с ней до конца своей гребаной жизни.

Глаза горят, их щиплет от сожаления и боли, я перевожу взгляд на нож, который бережно держу в руке. Мне требуется немалое усилие, чтобы выдавить из себя слова, каждое из которых режет горло, как бритва.

— Я скорее выпотрошу себя, чем причиню тебе боль, Алекс.

— Ты уже причинил мне боль.

Невидимый кулак крепко сжимает мою грудь. Заставляя себя встретиться с ней взглядом, я с трудом сглатываю.

— Я сожалею об этом больше, чем ты можешь себе представить.

Алекс долго не отвечает, но продолжает внимательно изучать меня. Наконец, когда она говорит, ее голос становится тише, выдавая ее невыразительные эмоции.

— Ты серьезно говорил? Ты действительно любишь меня?

Как будто она взяла этот самый нож и вспорола мне живот, выпустив наружу все внутренности. И это моя вина, потому что именно я заставил ее усомниться в моих чувствах к ней.

Я не могу отфильтровать свои слова; они вырываются на одном дыхании, мой голос хриплый от надежды. Надеюсь, что она позволит мне показать ей, что мое чертово сердце принадлежит ей.

— Просто охренеть как.

Я делаю один шаг к ней.

— Я люблю тебя больше, чем саму жизнь. — Мой голос срывается на последнем слоге.

Я готов сделать все возможное, чтобы заставить ее поверить мне, поэтому подхожу еще на шаг ближе.

— Ты намного больше, чем я что-либо заслуживаю, и если ты дашь мне шанс, то обещаю доказывать тебе это каждый день нашей жизни.

Черты ее лица искажаются, выдавая боль — всю ту чертову боль, которую я в них поселил, — и она прерывисто выдыхает. Алекс облизывает губы, заставляя меня поверить, что та собирается поставить меня на колени и послать к черту раз и навсегда.

Отчаяние толкает меня вперед, и я сокращаю расстояние между нами, чтобы взять ее за руку и сжать ее пальцы на рукояти ножа.

Я направляю нож так, чтобы острие ножа оказалось в центре моей обнаженной груди, все еще скользкой от пота.

— Если у нас нет шансов, я предпочту такую судьбу. Лучше буду изрезан и выпотрошен, чем проживу еще один день без тебя.

Она смотрит мне в глаза, и от боли, смешанной с неуверенностью в глубине, у меня внутри все скручивается в узел.

Сомнений быть не должно. Я опускаю клинок, не обращая внимания на то, что сталь впивается в кожу. Она резко вдыхает, широко раскрытые глаза метаются между ножом и моим лицом.

— Я люблю тебя, Алекс. Навечно и всегда.

У нее вырывается стон, и она выдергивает нож, прежде чем отбросить его. Я едва замечаю, как он вонзается в дерево, прежде чем Алекс тянется ко мне.

Обхватив одной рукой за талию, я притягиваю ее к себе. Другой рукой зарываюсь в ее волосы и приподнимаю лицо, прежде чем прижаться губами к ее губам.

Она крепко обнимает меня за шею, когда я углубляю поцелуй. И наслаждаюсь ее вкусом. Словно изголодавшийся мужчина, который так долго обходился без еды.

Этой женщине удалось то, что я считал невозможным. Алекс показала мне, как доверять, но, что более важно, она показала мне, как любить.

Благодаря ей мои сердце и душа были восстановлены, а их рваные края сглажены.

Александра Чидози Юрченко, женщина, которую я когда-то поклялся убить.

Глава 78

ЛИАМ

ТУНИС

Мы уже несколько раз приезжали сюда в перерывах между работой.

Алекс сейчас работает со мной, и я рад, что она рядом. Недавно та провела на ногах более семнадцати часов с новой пациенткой, у которой начались схватки, успокаивая новоиспеченную мать и давая ей питьевую воду, пока малыш не решил, что пришло время для его торжественного появления на свет.

Теперь, однако, она находится в доме и наконец-то крепко спит. Мне легче работать, если я почти не сплю, но не моей женщине.

Я знал, что она сомневалась, продолжать ли путешествие, но я настоял на своем. Это важно для нее. А значит, это важно и для меня.

Подойдя к камням, сложенным в форме креста, резко останавливаюсь. Не могу сказать, что заставляет меня взглянуть на затянутое тучами небо, но я это делаю, отмечая, что яркость луны все еще скрыта облаками.

Я засовываю руки в карманы и делаю вдох, прежде чем заговорить приглушенным голосом.

— До сих пор мне не удавалось побыть с тобой наедине, — кривая улыбка появляется на моих губах. — Надеюсь, то, что я ждал, чтобы спросить тебя, имеет значение.

— Дело в том, что… я люблю твою дочь. Люблю ее больше всего на свете. И уверен, что ты уже знаешь, как сильно я облажался — прости за выражение, — но я обещал ей, что исправлюсь. И я это делаю.

Я медленно выдыхаю, нервы берут надо мной верх, и провожу рукой по лицу. От эмоций у меня перехватывает горло.

— Я хотел получить твое благословение, чтобы попросить Алекс выйти за меня замуж. Обещаю относиться к ней хорошо и никогда не предавать ее. Каждый день показывать ей, как сильно я ее люблю.

Я смотрю вниз на камни, и из моего горла вырывается насмешливый звук.

— Сказать по правде, я планирую в любом случае попросить ее выйти за меня замуж, и буду умолять ее, если придется, потому что, — я не могу подавить самоуничижительный смешок, — я не смогу провести и дня без нее в качестве жены.

— Как бы ни было трудно поверить, что кто-то вроде тебя мог так кардинально измениться, я знаю, что это правда. Ты преуспел. Я знаю это, потому что ты вырастил чертовски удивительную женщину.

Сделав глубокий вдох, я провожу рукой по волосам и хватаюсь за затылок.

— Не могу сказать, что я сильно верю в бога, как это принято во многих религиях, но после всего… я верю, что что-то там, какая-то высшая сила, дергает за ниточки.

Мои губы слегка приподнимаются в улыбке.

— Уход с этой работы совпал с диагнозом. Возможно, Вселенная что-то мне подсказывала. И хотя я чертовски хотел отомстить за свою семью, это подтолкнуло меня к выживанию — к попытке исцелить себя. И если бы я этого не сделал, меня бы сейчас здесь не было.

Я оглядываюсь на хижину, где крепко спит моя женщина, прежде чем снова обратить внимание на могилу. От одного этого простого, быстрого взгляда, от осознания того, что