турнира избранных в Нью-Йорке. «Пусть проиграл он матч, – рассуждал бы шахматный любитель, – но еще ни разу Алехин не становился выше кубинца в турнирах. Одно поражение может быть случайным, дайте возможность этому несравнимому шахматному бойцу еще раз сыграть с Алехиным».

Геза Мароци (1870–1951) – венгерский шахматист, один из сильнейших в мире в первом десятилетии XX века.

На фото: Геза Мароци проводит сеанс одновременной игры.

Но Капабланка поехал в Европу и стал играть во всех турнирах, где только было возможно. Порыв понятный: поскорее доказать свою исключительность, подтвердить право на утраченную корону, на повторный матч с чемпионом. Но – увы! – ореол непобедимости был утрачен, а «шахматная машина» начала скрипеть, и больших успехов кубинцу достичь не удалось. Любопытно, что Боголюбов и Нимцович, обошедшие в тот период Капабланку в турнирах, являлись именно теми единомышленниками Алехина, кто резко боролся против ничейной смерти и на практике доказывал комбинационную живучесть шахмат. «Несмотря на потерю звания, самоуверенности у Капабланки осталось слишком много, но гениальная интуиция начинает ему изменять», – писал один из знатоков после турнира в Киссингене двадцать восьмого года.

Личные отношения Алехина и Капабланки обострялись с каждым днем. Они не упускали ни одной возможности уколоть друг друга в статьях, публичных выступлениях в интервью. Еще в Буэнос-Айресе в конце матча они обменивались фразами только через секундантов, теперь же дело дошло до смешного. Вспыльчивый Капабланка немедленно покидал комнату, как только в ней появлялся Алехин. В Карлсбад, где в двадцать девятом году игрался международный турнир, приехал Алехин. Он зашел за барьер посмотреть партии. Капабланка немедленно вскочил со стула и, подбежав к судье, заявил решительный протест.

– Да, но он чемпион мира, я не могу его выгнать, – возразил судья.

На следующий день новый взрыв негодования кубинца. Видимо, узнав о протесте Хосе Рауля, Алехин решил лишний раз пройтись вдоль столиков.

Как можно было заставить поссорившихся гигантов сыграть в одном и том же турнире?

– Я согласен на гонорар в двадцать тысяч лир, – сказал Алехин организаторам турнира в Сан-Ремо в тридцатом году.

– Отлично. Значит, мы можем теперь разговаривать с Капабланкой.

– О, это другое дело! В случае участия Капабланки мой гонорар возрастет до сорока тысяч, – заявил Алехин.

Иван Иванович окончательно поссорился с Иваном Никифоровичем! Нужно ли говорить, что, когда Капабланка восьмого октября двадцать восьмого года послал вызов на матч-реванш Алехину, тот, «забыв» про обещание в Аргентине, ответил, что уже связан более ранним обещанием Боголюбову. Сообщая об этом кубинцу, Алехин не упустил случая еще раз уколоть бывшего чемпиона мира. «В этом отношении, – писал Алехин, – я поступаю на основании имеющихся прецедентов из того периода, когда вы были чемпионом, и которые я всегда находил справедливыми».

Прошел уже двадцать девятый год, тридцатый, а надежд на реванш становилось все меньше и меньше. Капабланка не поразил за это время шахматный мир ни спортивными взлетами, ни красивыми партиями, в то время как звезда его исторического противника светилась все ярче и ярче. Боголюбов был буквально разгромлен Алехиным в матче – это было серьезным предупреждением остальным претендентам на шахматный престол. На турнире в Сан-Ремо чемпион опередил второго призера на целых три с половиной очка, а на следующий год в Бледе разрыв достиг вообще фантастической цифры – в пять с половиной очков. Кто мог надеяться повалить такого гиганта! Алехин уже смело соглашался на матч-реванш с Капабланкой, он отлично изучил повадки меценатов. Кто из них бросит доллары на дело совершенно безнадежное? Капабланка несколько раз вызывал на матч чемпиона мира, но – увы! – каждый раз с огорчением убеждался, что денег на это состязание не дают ни в Европе, ни в Америке, ни даже в родной Кубе.

Все меньше и меньше оставалось надежд вернуть шахматную корону, все дальше и дальше отходил Капабланка от шахмат. Куба все еще поддерживала своего кумира. Пусть он не чемпион мира, но разве мать любит ребенка больного меньше, чем здорового? Кубинцы прикомандировывали Хосе Рауля то к одному посольству в Европе, то к другому, оставляя ему достаточно времени для занятия шахматами. Вдруг затухший вулкан вновь вернется к жизни!

Но, увы! Все реже выступает Капабланка в турнирах, все меньше мелькает его имя на шахматных столбцах газет. Правда, его видят то в кафе «Режанс», то в лондонском клубе. Он увлеченно играет, но… в бридж; за три года бывший владелец трона не сыграл ни одной турнирной партии.

Поговаривали о болезни Хосе Рауля, жалели о безвременном закате когда-то ярчайшей шахматной звезды. «Неужели так и уйдет из жизни этот неповторимый шахматный кудесник? – недоумевали поклонники кубинца. – Неужто не увидит мир больше его тончайших позиционных маневров, филигранных эндшпилей, глубоких стратегических замыслов? Не может этого быть…

Шахматный мир надеялся, ждал…

2

«Хуже нет, когда в четверке бриджа попадается один слабый игрок, – думал Капабланка. – Портит всю кампанию. А если к тому же он еще воображает о себе бог знает что, тут уж совсем горе! И надо же было Роберту привести в «Режанс» своего шефа! Напыщенный индюк! Понятия не имеет о бридже! Торгуется, будто у него полна рука онеров, а на самом деле одни фоски. Весь вечер испортил. И еще говорит: давайте встретимся послезавтра снова!»

Спутник Капабланки Аурелио Гильея тоже был недоволен проведенным в «Режансе» вечером, но он по обыкновению не выражал вслух своего недовольства. Было еще рано, и друзья после «Режанса» решили закончить вечер в знакомом нотном кабаре «Веселый кролик» на Монмартре. Не спеша прошлись они по ночному Парижу и вскоре уже входили в полутемный, уютный зал ночного пристанища веселящихся людей. Мэтр встретил их у двери и провел на лучшее место; нужно быть приветливым к постоянным клиентам, да к тому же еще дипломатам.

В кабаре было много народу; когда начинались танцы, пары до отказа заполняли площадку в центре зала. Невозможно было сделать ни одного шага, танцующие лишь покачивались на месте. Музыканты так специально и играли одни медленные танцы. На эстраде показывалась программа, пели и танцевали артисты. Иногда стройные полураздетые певицы спускались со сцены в зал и исполняли фривольные песенки, расхаживая между столиками и кокетничая с посетителями.

Едва друзья сделали заказ официанту, как у входа появился знакомый Капабланке сотрудник американского посольства Джон Бирн. Рядом с ним стояла высокая стройная дама, сразу привлекшая внимание многих посетителей. Это был тот тип женщин, который всегда волновал Капабланку, да только ли его одного? Пышная прическа светлых волос, огромные голубые глаза, выразительные, тонкие черты красивого лица. Черное панбархатное платье, закрытое спереди, обтягивало ее стройную фигуру. Сзади платье имело глубокий вырез, открывая равную, красивую спину.

Капабланка поспешил пригласить прибывших за свой столик.

– Мадам Ольга Чегодаева, – представил Бирн свою спутницу.

– О, какое интересное имя! – воскликнул в