Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где одежда его?
— В приемной. Ее осмотрели. Пусто. Ничего нет в карманах. Кто-то до нас обшарил человека.
— Можно взглянуть на него?
— Пройдемте, — согласился врач.
В операционной дремала белая тишина. Тускло поблескивали инструменты. Скальпель, иглы, кетгут беспомощно лежали на столе хирурга. Врач откинул с лица покойного простынь. Машуков подошел.
Умершему на вид было далеко за сорок. Но это так, условно. Иных преждевременно старит жизнь, других — смерть, обрывающая возраст небытием. Крупное лицо уже подернулось желтизной. Воскового цвета лоб прорезан морщинами. Глаза открыты. Словно все пытаются разглядеть, куда улетела жизнь. Но ладони обессиленно разжаты: им не поймать ушедшего. И усталые они, охладели к жизни, белизна смерти покрыла их. Следователь вгляделся в лицо покойного. Нет. Раньше им не доводилось видеться. Иначе запомнил бы. Но кто он? Тот ли, кого, сбиваясь с ног, не досыпая ночей, не зная отдыха, вот уже несколько лет ищет, то и дело теряя след, милиция по так и нереализованной санкции прокурора на арест? Но тот ли эго? Кого никто из следователей ни разу в глаза не видел, имевший во всех «малинах» уважительную кличку Шеф? О нем на допросах молчали. Безропотно брали на себя его вину. Никто из кентов ни слова не сказал о нем. Он был неуловимым.
Шеф? — вглядывался в лицо покойного следователь. И отдернул простынь. Да… Такие наколки носили лишь те, кто отбывал длительные сроки. «Они устали», «Мне счастья в жизни нет», — смеялись, жили на мертвых ногах буквы. Это знакомо. Но почему на груди выколоты горы, море и штурвал в кандалах? Машуков знал, в татуировках никогда ничего не бывает случайным. И опытный кент по такому рисунку может узнать о человеке многое. Татуировка — это клеймо, чаще добровольное, реже — вынужденное. Это воровской паспорт. Он один на всю жизнь. Как кличка, как судьба. Никто из непосвященных не сможет распознать секретов, скрываемых в аляповатом рисунке.
Следователь еще раз посмотрел на татуировку. Одно понятно: покойный был матерым вором. Он и есть, вероятно, тот самый собеседник Аскера. Это установить просто. Привезти сторожа на опознание трупа в морг. Ну, узнает. А дальше? Кто он? Главарь? Так и хочется поверить в это.
— Труп надо в морг отправить, — прервал размышления Руслана хирург. И добавил: — Выпил он крепко. Наверное, поругался с кем. Вот его и…
— Выпил? — удивился Руслан и мысленно упрекнул Аскера за разговор с пьяным. И утаил это в показаниях!
— Еще мягко сказано, — усмехнулся хирург. И дал знать санитаркам. Те быстро положили труп на носилки, укрыли простынью и молча, тихо вынесли его из операционной.
— Картечь сохранилась?
— Да, возьмите. Почти весь заряд, — передал хирург Машукову пакетик и добавил: — Одежда у санитарки. Если нужна, заберите.
— Конечно, нужна, — поспешно заверил следователь и попросил: — Вот мой телефон. Без нашего разрешения труп никому не отдавайте. Сообщайте обо всех, кто будет интересоваться покойным.
Руслан вышел на крыльцо. Здесь был найден этот… В пяти метрах от больницы — проезжая дорога, оживленное шоссе. Машины одна за другой несутся — и ни одного поста ГАИ поблизости. Нет, не мог этот сам дойти до больницы. Кто-то привез его сюда. Конечно, на машине. Оно и по времени похоже…
Аскер опознал в мертвом своего собеседника. Но почему-то отрицал, что тот был нетрезвым. Сторож узнал и самодельную картечь, какой был убит незнакомец. Баллистическая экспертиза подтвердила ее тождественность заряду гильз ружья сторожа. Но ни имени, ни фамилии убитого так и не было установлено. В больнице никто не спрашивал о трупе, никто за ним не приходил. А время шло.
В спецкартотеке, где регистрировались осужденные, фотоснимков незнакомца не оказалось. И тогда следователь решил использовать «картотеку памяти» старого вора, давно ставшего бывшим. Теперь тот жил одним: дожить до пенсии, умереть, как все люди — дома, при детях и внуках. Руслан знал, что кенты долго выслеживали его. Пытались вернуть в «малину» посулами, угрозами. Но ни то, ни другое не подействовало. И махнули рукой на Ворона. Оставили его в покое. А тот, завязав с прошлым, работал дворником, ковырялся в саду.
* * *
Ворон деловито смазывал дверные петли, когда Машуков подошел к нему.
— Здравствуйте, Григорий!
Ворон оглянулся. Узнав следователя, с которым был знаком в прошлом, невольно отпрянул.
— Чего вам надо из-под меня? — проскрипел злым, каркающим голосом, за который и получил меткую кличку.
— Спокойно, Григорий. Поговорить нужно. Ворон криво усмехнулся:
— Об чем? С тобой час поговори — пятак схватишь. А коли дольше, так и весь червонец. Мне нынче не с руки такое. Не об чем трепаться. Живу без «малин». Стало быть, встречаться незачем, — отвернулся Ворон.
— Я за помощью к тебе, — понизил голос следователь.
— Чего?! — вытянулось лицо Григория.
— Посоветоваться хочу.
— Ишь чего придумал! Советоваться! Да я нынче дворник! О чем советовать?
— Не мне лично, следствию, людям помочь можешь.
— Следствию? Спасибочки. Нашли, к кому обратиться. Уж оно-то мне помогло в свое время. На Крайнем Севере после того парился. Ого! Такое и в гробу будет помниться. Чтоб я нынче помог! Еще чего не было!
— Сам был виновен. Зря кипятишься. Все прошло. Живешь, как человек, и никто тебя не тревожит. Разве не верно?
— Где верно было, там кресты стоят, — отмахнулся Ворон.
— Кресты… Да только вот иные, случается, раньше времени появляются, — вздохнул собеседник.
— Какая разница? Раньше иль позже — все там будем, — отвернулся хозяин. Но любопытство брало верх, это следователь заметил. Лишь воровская привычка — как можно меньше задавать вопросов — еще сказывалась.
— Недавно вот опять, — негромко обронил Руслан… Григорий насторожился. А следователь медлил.
— «Пришили» кого? — не выдержал Ворон.
— Да.
— Кого же? — насторожился Григорий.
— Из «малины».
— Фартового?! А кто ж? Свои иль лягавые?
— Ни те, ни другие.
— Старик убил. Сторож.
— Эх-х, мельчают кенты. Уже и сторожам дают себя убивать. Таких и не жалко, — сплюнул Ворон. — А все же, кто невезучим оказался?
— Не знаю. Вот за тем и пришел. Может, старый знакомый?
— Э-э, нет. Я — не подмога вам. Зарок дал. Никому не подсоблять. Вам помоги — фартовые жмуром сделают. Им помоги — мусора загребут. Нет, сами распутывайте. Я ни вам, ни им — не шестерка.
— Что ж, ладно. Обойдемся сами. Трижды ребята, которых мусорами зовешь, жизнь тебе спасли. От фартовых уберегли. Сам не справился бы… Запретил я им о том напоминать. Чтоб не подумал, что моральный должок отрабатывать заставляем. Сам к тебе пришел. В расчете на твою сознательность. Да видно ошибся. Прощай.