людно, а я, пользуясь возможностью, показываю персоналу фотоснимки. Результат нулевой, но сэндвич я тем не менее заказываю.

Пока я жду заказ, снова отзванивается Лэнг. Я отхожу к краю стойки и слушаю его доклад:

– Джексон и еще двое направляются к тебе в штатском, – говорит он. – На районе мы включаем ротацию. Есть также запись прошлого вечера с камер, на текущий момент охвачены с полдюжины разных структур. Если бы мы знали, как выглядит этот парень, кроме того, что он высокий и поджарый, или лысый и в парике, мы бы работали гораздо эффективней.

– Я знаю. – В животе у меня провертывается пресловутый жертвенный нож. – Это моя вина. Я слишком была сосредоточена на Ньюмане.

– Так ведь и я тоже. Хотя он тоже был гад еще тот… Обвинять себя бесполезно. Нам нужно найти Поэта. Вот и все.

– Верно. И мы это делаем. И сделаем.

На этом мы расстаемся, а я плачу за свой сэндвич с бутылкой воды, выбрасываю стаканчик из-под кофе и выхожу на улицу, снова ощущая за спиной знакомое зло. Сознавая, что Поэт следует по пятам, направляюсь в библиотеку. Это недалеко, и едва я в нее вхожу, как с плеч словно спадает тяжесть. Он остался снаружи. А я – внутри. Даже непонятно, утешает это меня или разочаровывает.

Я спешу к информационной стойке и показываю нескольким сотрудникам фотографии. Аву или кого-либо еще из них никто не признаёт, но к вечеру персонал здесь меняется. Надо будет снова сюда заглянуть.

А пока я решаю провести небольшое поэтическое исследование и спрашиваю, как пройти в раздел поэзии. Библиотека представляет собой красивое массивное здание с крыльями, расправленными наверху влево и вправо. Меня посылают на верхний этаж.

То, что я ищу, обнаруживается в уютном декоративном уголке на третьем уровне: столик с удобным кожаным креслом. Просто идеальное место для работы и перекуса (может, не вполне легальное, ну да ладно). Я подхожу к полке с томами поэзии, беру увесистую стопку и возвращаюсь с ней к столику. Здесь достаю свою еду и воду и, чувствуя легкое головокружение, вынимаю сэндвич с яичным салатом и, от души куснув, набиваю полный рот. Ммм… вкуснотища неимоверная. Очень напоминает яичный салат, который мне в детстве готовила бабушка. Глава 98

Я принимаюсь листать книги в поисках чего-нибудь необычного, знакового, хотя что это может быть, сама не знаю. Здесь представлен, скажем так, базовый ассортимент, и любой, кто посещает занятия или просто увлекается литературой, может изучать в этих книгах что угодно и в каком угодно количестве. Не говоря уже о том, что Ава была частным преподавателем, который также использовал эти книги в аналогичных целях. В общем, все это не в помощь.

Попутно я перебрасываюсь парой слов с Уэйдом, который сегодня вечером вылетает по работе в Даллас. Нашей личной драме придется подождать, пока он вернется. Впору вздохнуть с облегчением. Нужно, чтобы Поэт удерживал фокус на мне и ни на ком другом. Разговор с Уэйдом окончен, а я все еще не спросила его насчет расследования в отношении мэра. Впрочем, вряд ли сейчас это актуально. Незачем ему копаться в подноготной Ньюмана. Ведь это теперь моя работа.

Взятые книги я возвращаю на полку и смотрю на часы. Новая смена только что прибыла. Я встаю и снова спускаюсь на стойку регистрации. С вечерним персоналом дела обстоят не лучше, чем с дневным. На снимках, которые я предъявляю, никто никого не узнает.

– А есть ли какие-то завсегдатаи в литературных секциях? В читальном зале?

Меня направляют к некоей Марии – женщине средних лет, которая ходит с тележкой для сбора и возврата книг на полки. Она просматривает снимки и решает, что Аву она, может, и видела. Но уверенности в этом у нее нет. На вопрос о постоянных посетителях – в частности, о мужчине – она тоже отвечает неопределенно:

– Тут у нас людей тьма. Все входят, выходят… Я их стараюсь не замечать.

Так я выхожу ни с чем под прохладный ранний вечер и решаю вернуться в то кафе, где сегодня впервые ощутила скрытое присутствие Поэта. Взяв свой стаканчик с кофе, на этот раз сажусь и просто наблюдаю, как люди входят и выходят. Буквально после нескольких глотков мне звонит мама.

– Ты не забыла, что на следующие выходные мы празднуем день рождения дедушки у него в доме?

– Вот как? Ты мне об этом не рассказывала.

– Здрасте. Дважды.

Я честно не помню, чтобы она об этом говорила. Более того, идти на эту вечеринку с Поэтом на хвосте я не хочу, но как не пойти? Дедушки в следующем году может с нами уже и не быть. О том, что я пропустила эту вечеринку, он вряд ли вспомнит, но я-то буду помнить об этом всегда.

– К тому же ты сейчас все равно не работаешь, – весело напоминает мама. – Так что не отвертишься.

О своей новой должности консультанта я ей не говорила. Надо будет рассказать. Допустим, к следующим выходным.

– Хорошо, мам. Я буду.

На этом разговор заканчивается, и на протяжении следующего часа я наблюдаю за людьми, которые входят и выходят. Постепенно начинает складываться вывод: публика здесь состоит наполовину из студентов, а наполовину – из сотрудников крупной технической фирмы через дорогу.

Где-то через час по телефону проявляется Лэнг:

– Мадам – ох и роскошная стерва!.. Список ее клиентов мы без отдельного расследования хрен получим. Сейчас еду в участок просмотреть данные, собранные Чаком по убийству Авы Ллойд. Хочешь присоединиться?

– Я все еще в ее краях. Думаю здесь подзадержаться. Все остальное наверстаю утром.

– Я беру пиццу. Короче, в десять у тебя.

Он уходит со связи. Я не перезваниваю. Сейчас у меня в мыслях система безопасности в доме Саммера; точнее, то, как Поэт очень уж легко в ней ориентируется. Камеры не работали и тогда, когда был застрелен Ньюман. Не в первый раз я задаюсь вопросом, не убил ли его Поэт из-за того, что Ньюман привлекал мое внимание больше, чем он.

Я встаю и решаю нанести визит в эту самую фирму, что через дорогу. На часах уже почти восемь. Вряд ли там кого-то можно будет застать, но чем черт не шутит…

Я спешу через улицу к четырехэтажному кубу из стеклопластика, с табличкой «Брукс энтерпрайз» при входе – респектабельная, хорошо известная в городе фирма. Удивляет то, как двери передо мной гостеприимно раздвигаются, и я вхожу в комфортабельный вестибюль с люксовыми бирюзовыми полукреслами для посетителей, картиной Томаса Кинкейда и элитной зоной ресепшена.

– Эй! Есть кто-нибудь? –