litbaza книги онлайнРазная литератураТет-а-тет. Беседы с европейскими писателями - Николай Дмитриевич Александров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 123
Перейти на страницу:
тоже можно, ведь серьезная литература — рынок до того маленький. Все же хотят прочесть про нервный кризис Бритни Спирс; кому охота читать серьезную прозу объемом 800, или 1000, или 1500 слов. Даже когда тебе заказывают, какой-нибудь большой печатный орган, газета или журнал, написать для них прозу, у них все равно то, что я пишу, не очень идет. То есть дело не в практических трудностях, а в том, что люди просто не желают читать. А в XIX веке романы часто писались и распространялись в периодической печати.

Вы ведь были когда-то ресторанным критиком?

Да это давно было. По-моему, тогда… Критиком по части еды я никогда не был — едой не интересуюсь, как, наверное, можно заметить. И тех, кто ей интересуется, не понимаю — это либо толстяки, либо… ну, не знаю. По-моему, это какая-то копрофилия, любовь к собственному дерьму — а что такое, по-вашему, еда? Что ни съешь, результат один — дерьмо. Но рестораны меня интересовали, потому что в Лондоне середины 90-х рестораны воплощали в себе самую суть блэризма. Тони Блэр со своим политическим режимом опирался на рестораны. Вы же знаете, английский средний класс… В Англии даже в 80-е кулинария была чрезвычайно банальной, ресторанные традиции — весьма незатейливыми. А тут эти буржуа — книги они читать перестали, серьезные фильмы смотреть перестали, а вместо этого придумали увлечься ресторанами, едой. Такое ощущение, что они решили, будто культуру можно есть. Понимаете: есть фокаччу с хорошим оливковым маслом — это все равно что есть Италию; есть икру с блинами и сметаной — все равно что есть Россию; вот что они решили. Такой путь быстрее: ешь культуру, да и все, по-другому ее впитывать уже не нужно. А занимались они этим во всяких дорогих ресторанах — совсем недалеко отсюда, где мы сейчас сидим. Это было настоящее культурное движение, все старались кто во что горазд. Для сатирика это был настоящий подарок — все это высмеивать. Только я думал, это кончится через пару лет, а оно все продолжается и продолжается. Немного жаль, что я это дело бросил, — для меня это была сатира в некой ограниченной форме. Может, еще когда-нибудь снова займусь.

Какие социальные проблемы, существующие в нынешнем обществе, волнуют вас сильнее всего?

В Британии? Ну, я пишу в газетах о здешней политике. У нас больше нет никаких идеологических разногласий между политическими партиями — ни одна партия ничьих мнений не выражает. Прежний широкий политический спектр; от правых к левым, распался или превратился черт знает во что. И ни у одной из крупнейших политический партий нет четко выраженной позиции — у всех один разброд. Более того: в Британии, по сути, никогда не было настоящей демократии, представительной демократии. Ну какая тут может быть представительная демократия, если избиратели толком не знают правил системы голосования. При этом система голосования устроена чрезвычайно плохо: нет пропорционального представительства, каждый округ, независимо от размера, избирает одного человека — кто набрал большинство голосов, тот и молодец. Мнения остальных людей вообще никакой роли не играют. Взять хотя бы Гордона Брауна, он премьер-министр — кто его выбирал в премьер-министры? Или лейбористы, которые у власти, — кто их выбирал? Меньшинство подходящего размера — если считать всех избирателей. Так что, знаете, ситуация у нас весьма недемократичная. Смешно, когда Британия жалуется на режим Путина, на ситуацию в России. Здесь в этом смысле демократии тоже нет. Казалось бы, что может быть хуже? Но народ в большинстве или поддатый, или обкуренный, или ни о чем не думает, кроме секса или еды, так что особенно по этому поводу не переживает. А самые низы — они обдолбаны до такой степени, что вообще ни о чем думать не способны… Так что сами видите — имеется проблема. В результате политика, превратилась в какую-то игру в шарады. Вот это меня волнует.

Идея вашей последней книги довольно необычная.

Знаете, меня всегда интересовали циклы рассказов, отдельные вещи, которые можно неожиданным образом связать между собой. Такова моя «Количественная теория безумия», сборник «Дело темное» — тоже, сборник «Крутые игрушки для крутых мальчишек» — тоже. Все это — рассказы, циклы. И последняя книга тоже из таких. Насколько я понимаю возможности литературы, это как раз нужная форма. Роман… Романами балуются многие, и все равно… Читая романы, люди ожидают от них натурализма. Можно, конечно, пробовать что-то сделать с позиций натурализма — тут тоже кое-что можно выразить. В книге «Печень» — четыре разных рассказа. Один — о питейном клубе в Сохо, о богемном кружке алкоголиков, которые собираются в этом питейном клубе в Сохо, и один из них насильно вливает в другого водку — тем же способом на французских птицефермах производят гусиную печенку, фуа-гра, откармливая гусей. Ну, а тут речь идет о человеческой фуа-гра. Потом еще один — о женщине, у которой рак печени, и она отправляется в Цюрих, чтобы совершить самоубийство с чужой помощью — ей требуется эвтаназия. Об этом последние несколько лет много пишут в британских газетах, данная этическая проблема Британию сейчас очень занимает: насколько это морально приемлемо — помогать людям, желающим совершить самоубийство. Мне интересно было про это написать. В основе еще одного рассказа лежит миф о Прометее. Там стервятник каждый день клюет у человека печень. Только вместо похитителя огня у богов там у меня фигурирует сотрудник рекламной компании; в общем, он… Давайте лучше про последний рассказ; там повествование ведется от лица вируса гепатита. Вот такие рассказы. Написать книгу о печени, о человеческой печени — по-моему, это один из самых конкретных, непосредственных, естественных способов взглянуть на жизнь. Печень — это же важнейший из человеческих органов, замечательный еще и тем, что способен почти полностью восстанавливаться, как его ни разрушай. Знаете, у нас в стране народ очень любит выпить — как и у вас. Так что взаимоотношения между алкоголем и печенью — вопрос интересный.

Почему не сердце?

По-моему, из всех человеческих органов печень — самый характерный символ души. Ведь понятие души у каждого непременно связано с тем, что личность переживет тело. Наиболее красивым примером тут служит печень. Это же единственный орган, который способен восстанавливаться, а тем самым — восставать из мертвых. Так что, если подумать, печень самый яркий символ реинкарнации. И потом, это химический завод, ведь телу необходимо перерабатывать кровь, производить желчь — она нужна для пищеварения. А сердце — что такое сердце? Сердце — это насос. Подумаешь,

1 ... 81 82 83 84 85 86 87 88 89 ... 123
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?