Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По старинным преданиям место это было владением Очокоча. Сказывали, что из страха перед Очокочем ни звери, ни охотники не смели нарушить границу его владений. Сюда приводил Очокоч похищенную лесную царицу, чтобы утолить свою неуемную страсть. Женские вопли были слышны далеко окрест, наводя ужас на все живое. Лесная царица призывала на подмогу зверей и охранников, но безуспешно, ибо страх перед Очокочем был сильнее призывов царицы. Вокруг стояли такие высокие деревья, что их верхушки достигали небес. Стену деревьев опоясывали бездонные болота, полные змей и всякой нечисти.
Первым человеком, ступившим на заповедное место, был Гудуйя Эсванджия. Исследуя новую трассу главного канала, партия гидрологов во главе с Галиной Аркадьевной, уже наслышанная о непроходимости здешних мест, решила было оставить в стороне Очокочевы владения. Однако Гудуйя убедил гидрологов, что не такие уж непроходимые здесь топи и леса.
Действительно, болото оказалось ничуть не глубже других, да и лес был обычный. На месте предполагаемого жилища Очокоча были обнаружены огромные глыбы тесаного камня, наполовину ушедшие в землю от собственной тяжести и покрытые густым мхом. По-видимому, в былые времена здесь возвышалась церковь, разрушенная не временем, а людской злобой.
Огромные дубы и вязы в два обхвата толщиной стояли тесными рядами, а между ними рос колючий кустарник. Ни зверей, ни птиц не слышно. Кто знает, почему не было здесь животных или почему предания об Очокоче и лесной царице связывались именно с этими местами.
Развалины церкви обследовал директор этнографического музея Петре Герсамия. Археологи, вызванные им из Тбилиси, вели раскопки.
Лес корчевала и расчищала бригада Гудуйи Эсванджия. Громадные корни, глубоко ушедшие в землю и причудливо сплетенные друг с другом, поддавались с большим трудом. Вот почему и не поспевала к сроку расчистка трассы.
Корневища и пни срубленных деревьев взрывали или извлекали из земли тракторами, стволы очищали от веток и сучьев, пускали в распил и вывозили на волах. Трактора и те, пыхтя и надрываясь, едва справлялись с тяжеленными бревнами. А о волах и говорить нечего: в кровь стирали они свои мощные загривки. Глядя на них, погонщики места себе не находили от сострадания и жалости.
Кустарник и ветви жгли целыми днями. Перестук топоров, визг пил, треск пылающих ветвей, эхо взрывов и грохот работающего экскаватора причудливо мешались и накладывались друг на друга. А надо всем вокруг стлался едкий дым и полыхали отсветы пожара.
И без того горячий воздух раскалялся докрасна, дым выедал глаза, дышать было нечем. От пота и жажды перед глазами корчевщиков плыли багровые круги.
Воду на трассу возили в бочках, но она так разогревалась по пути, что пить ее не было никакой охоты.
А лязг Учиного экскаватора все приближался, преследуя бригаду Гудуйи. В ней по преимуществу работали крестьяне из окрестных деревень: Коршия, Букия, Джгереная, Чокорая, Пертия и Арахамия.
Обрадованные возвращением Гудуйи, они не щадя сил и времени трудились рядом со своим бригадиром. Гудуйя вызвал на соревнование бригаду, работавшую на корчевке Квалонского массива, и его товарищи старались не ударить лицом в грязь перед квалонцами.
Гудуйе было известно, что Учу вызвал на соревнование Антон Бачило и что Антонов «Коппель» по пятам следовал за Учиным «Комсомольцем», день за днем сокращая расстояние между ними.
Участок Бачило был полегче да и сподручней для работы. Леса здесь были реже, а болото поменьше. Корчевщики работали без спешки, споро и в охотку, уверенные в своей победе в социалистическом соревновании. Впрочем, и в победе Бачило мало кто сомневался.
Гудуйя от всего сердца желал победы своему молодому напарнику и всячески старался помочь ему. Человек, всю свою жизнь ни разу не покидавший леса, прекрасно уловил суть и смысл социалистического соревнования. Он понял, что это не простое состязание двух людей, которое он не раз наблюдал в юности в своей деревне — то ли на конских скачках, то ли в борьбе или в игре, а то и в питье — кто кого обставит и насколько ловко.
Гудуйя то и дело оглядывался, не показался ли уже Учин экскаватор. Его лязг и скрежет слышались настолько близко, что Гудуйе с его обостренным слухом все чудилось: экскаватор вот-вот настигнет его. Подгоняемый этим звуком и вошедший в азарт соревнования, Гудуйя с удвоенной энергией врезался в глубь Очокочевых владений. Лес горел, деревья с треском валились наземь, и казалось, что это кряхтит и стонет обезумевший от непривычного нашествия хозяин владений.
— Ого-го! — подстегивал, подзуживал товарищей Гудуйя. — А ну навались, ребята, еге-гей, не посрамим нашу бригаду, еге-гей!
На очищенной делянке стояли Важа Джапаридзе и Спиридон Гуния. Вот уже две недели не уходили с трассы главный инженер и начальник Чаладидского участка. Новая трасса главного канала требовала от всех неослабного внимания и заботы. Ни разу не обвалились и не оползли стены канала на Учином и Антоновом отрезках.
— На этот раз трасса выбрана и изучена безошибочно. 3олотая у тебя жена, Важа. Что греха таить, я тогда на совещании колебался, не хотелось рисковать еще раз. Известно, обжегшись на молоке, на воду дуешь, — сказал Спиридон Гуния.
— Без риска в нашем деле нельзя, Спиридон. Посуди сам, дожидайся мы бумаг из «Главводхоза», и по сей день топтались бы на месте. Ведь бумага еще не получена, — ответил ему Важа.
Сзади раздался рокот Лонгинозова мотоцикла. Не успели они обернуться, как Лонгиноз подрулил прямо к ним. Лихо осадив своего «конька», Лонгиноз ловко соскочил на землю. Быстро сбросив на сиденье громадные кожаные рукавицы, он оправил костюм и вскинул руку к виску:
— Разрешите доложить, товарищ главный инженер, что полевая кухня следует за мной. Минут через двадцать она будет на месте.
Важа посмотрел на часы.
— Молодчина, Лонгиноз. Поспел точно к полдню. Что везешь?
— На первое борщ, на второе гуляш. Мясо свежайшее. И еще холодный лимонад.
— Отлично. Ты погляди, как люди работают! — повернулся Важа к корчевщикам.
— По-стахановски, товарищ главный инженер, — чеканя слова, сказал снабженец. — И я стараюсь от