Ей хватило ума позвонить лапуле Полине и попросить её вернуться за мной. Напоследок она сказала мне уже с надутыми щеками и дрожащим лицом:

— Ничего здесь не оставляй и не возвращайся.

В принципе, всё уже было ясно, только полный идиот будет орать такое при психически нестабильной женщине, которую от любых проявлений негативных эмоций начинает нездорово штырить, но я был пьяный и ущербный на всю голову. Рихтер посмотрела на меня взглядом полным боли, видимо она просто не верила, что я мог такое учудить. Она обняла меня на прощание, и я побежал навстречу возвращавшейся лапуле Полине, даже не обратив внимание на лапулю Сару и лапулю Надю, которые были в недоумении и хотели тоже со мной попрощаться из формальностей. Я был полный клиническим токсичным придурком . Когда у меня в жизни экзистенциальный кризис, я проецирую свою боль и порчу настроение своему окружению, но такой дури в жизни я ещё не творил. Лапуля Полина и её муж довезли меня до Мангалыча. Я посидел у него, успокоился, мы куда-то ездили в центр, сидели в баре, что-то обсуждали, а потом я отправился домой на такси и быстро уснул.

Наверное, после моего ухода Кайло стала меня обсуждать, опрашивать всех, пытаться понять, что же со мной не так. Учитывая, что за последний месяц я, в основном, спорил с кем-то и ходил грустный и напряжённый, вряд ли они обо мне могли рассказать что-то хорошее, тем более, после такой выходки. А, учитывая ещё, что Кайло сделала из меня Трумана, стала судить обо мне по рассказам левых людей, которые никогда не смогут меня понять, вместо того, что напрямую меня спросить, переводить всё это на себя, свою работу как руководителя и принимать близко к сердцу, концовочка очевидна. Вспомнив, что я ей говорил, когда она ко мне приезжала, думаю, частично она меня поняла (ключевое слово — частично).

ПОНЕДЕЛЬНИК

Воскресенье я почти не помню — отлёживался от похмелья, из памяти испарилась некоторая часть событий… Тогда я забыл точные фразы, которые прокричал при Кайло. Про «мне с вами неинтересно» вспомнил только через несколько месяцев. В тот день Кайло мне написала только, что она «напоминает» мне про то, что я завтра работаю из офиса. Я только отмахнулся — меня настолько уже за#бали её «напоминаю», «советую», «КОГДА? КОГДА? КОГДА?», что я даже внимание на этом не концентрировал. Этот человек — мастер ставить палки в колёса и считать работников за идиотов, истинный «синдром вахтёра», как и говорили тётя Лиля и Глушакова.

На смене всё было, как обычно. Только Кайло на меня смотрела со взглядом и улыбкой психически больной. А я тупо на неё забил . Она уже показала мне, что говорить с ней о чём-то, довести что-то до неё, а уж тем более извиняться перед ней бессмысленно. Никакого прямого ответа от неё не получу, а лишь крики.

Своё внимание я перенёс на одного нового работника из цеха «Гуси». Мангалыч написал мне, что на Завод приходит молодой сыч, который ранее работал с ним в Ципсофте, они хорошо общались, и он ввёл его в сычёвскую идеологию и повестку . Я был счастлив, наконец-то у меня будет сычёвская компания на Заводе!!! Альбина Габидуллина тоже писала мне о данном товарище, что это перспективный молодой человек, потенциально ещё один победитель Международного конкурса дипломных проектов 1С.

Узнал я его сразу, как только увидел. Зумер-сыч, по-видимому, уже прошёл все длительные тестирования по неотоксичным методичкам кадровички и пришёл оформляться. Получив свой комплект из жёлтых футболок, он распечатал его и натянул одну из них. Он был высоким сероглазым шатеном с астеническим телосложением, аккуратно подстриженным по-зумерски с ярко выделенным хохолком на голове, носил очки. В принципе, вроде как и типичный зумер, но черты его лица какие-то слишком интеллигентные, невзрачные что ли. В нём угадывался сыч, он даже чем-то был похож на молодого меня. У Мангалыча я узнал, что у Зумера-сыча есть какой-то непонятный знакомый на Заводе, который прислал ему следующий отзыв о своей работе: