«Мысль гротескна»

Со временем контакты с близкими восстанавливаются. От тети Татьяны Кузьминской, которая живет в Ясной Поляне, приходит последнее письмо в январе 1922-го:

Не могу не воспользоваться случаем, мой любимый, любимый Лёва, чтобы сказать тебе, что ты мне очень дорог и был дорог всегда и что я часто думаю о тебе с теплотой и скорблю при мысли, что, возможно, никогда больше тебя не увижу. Не падай духом; раньше у тебя было столько энергии. Помнишь, как ты когда-то кричал мне в шутку: «Тетя, я хочу жить! Я хочу жить!» Храни тебя Господь. Не забывай молиться. Сила молитвы велика.

Когда революционное марево рассеивается, в Париже появляется и брат Михаил со своей большой семьей. Он передает привет из Швеции. На каком-то этапе своего авантюрного путешествия Михаил успел навестить семью Льва в Хальмбюбуде. Вместе с Дорой они ходили на выставку Андерса Цорна в Стокгольме. Михаила заинтересовал шведский гранит – торговля этим материалом может стать прибыльной.

Лев и Михаил – друзья, но постоянный контакт, по-видимому, не поддерживают. Оба находятся в стесненном материальном положении. Михаил начинает различные предприятия, которые, однако, редко окупаются. Какое-то время он руководит русским хором, концертирующим в Париже и на Ривьере. В конце 1920-х становится агентом по недвижимости, дела идут неплохо, но из-за экономического кризиса он терпит банкротство. В 1930-е годы Михаил переезжает в Марокко, где уже живут трое из его детей. Решение оказывается удачным.

В ноябре 1921 года Лев пишет сестре Татьяне. В письме одни тревожные вопросы о судьбах близких. О собственном безутешном положении Лев упоминает лишь вскользь. Кашель не проходит, и стало трудно читать без пенсне. Растет тоска по Ясной Поляне. Если б можно было хотя бы умереть дома, в России, добавляет Лев. Письмо отправляется в Ясную Поляну, но ответ приходит из Москвы, куда Татьяна переехала вместе с семнадцатилетней дочерью после национализации имения.

Пришло время, чтобы попытаться восстановить оборванные связи с Дорой и детьми. В начале 1923 года, после пятилетнего молчания, Лев пишет Ките. Сыну уже двадцать один год, он студент юридического факультета. Отныне все обитатели Хальмбюбуды знают о тяжелой эмигрантской жизни Льва, который остро нуждается в помощи. Кита становится доверенным лицом отца, которого всегда будет поддерживать и никогда не предаст. Помимо интенсивной переписки, Кита возьмет на себя обязанность постоянно помогать отцу материально.

Лев пытается примириться и с Дорой. Вдруг у него есть хоть малейший шанс воссоединиться с семьей в будущем или хотя бы жить где-то поблизости? Пока жив доктор Вестерлунд, это, разумеется, сложно – мешает стыд. И конечно, враждебное отношение к нему Пинды и ее мужа-норвежца тоже не изменить. Но дети? Как они относятся к отцу? Вероятно, они солидарны с матерью.

Лев ждет ответа мучительно долго. Семнадцатого сентября 1923 года Дора наконец отвечает – на английском, поскольку своему русскому языку она больше не доверяет. «Лёва, мой друг, – пишет она. – Как ты можешь подумать, что после всего, что было, после всех этих лет мы можем снова начать жить вместе?» Мысль не просто невозможна, она «гротескна». После их развода Дора была серьезно влюблена, но теперь мыслей о браке у нее больше нет. На финансовую помощь Лев также рассчитывать не может. Восемь детей – это большие расходы. Сбережения Вестерлунда закончились, осталось только поместье. Дора дает Льву совет: найди молодую богатую женщину!

Отказ Доры Лев воспринимает спокойно. Но его чувства к ней остаются прежними. Он никогда не прекращал любить Дору, сообщается Ките. Впоследствии Лев ограничится вопросом «Как поживает ваша мать?» и просьбой поцеловать ей руку. Когда в январе 1924 года умрет доктор Вестерлунд, из Парижа придет телеграмма: «Горячо разделяю наше общее горе».

Поначалу Лев обеспечивает себя как журналист. На протяжении ряда лет, примерно до середины 1920-х, французская пресса привлекает его в качестве политического обозревателя, своего рода эксперта по России. Масштабный голод, охватывающий Россию в 1921 году, пробуждает воспоминания. В написанном по-английски послании к Стадлингу Лев комментирует катастрофу:

Какие чудовищные вещи происходят в России! Разве можно было подумать, что снова наступит голод, страшнее того, с которым мы когда-то боролись. Сейчас у меня нет возможности приехать и заняться тем, что я делал раньше. Личные обстоятельства удерживают меня на месте.

Но, возможно, опыт 1892 года окажется полезен? В парижской газете L’Intransigeant Лев дает практические советы по организации столовых для голодающих. Важно не допустить, чтобы помощь оказалась в руках комиссаров и солдат Красной армии. В лучшем случае иностранная помощь поможет реставрации старой России. Та же мысль, но в виде устрашения, видимо, посещает и советских руководителей, которые делают все возможное, чтобы усложнить работу иностранных благотворительных организаций.

Первую половину 1922 года Лев проводит в Ницце. В L’Éclaireur de Nice и прочих газетах он анализирует развитие советско-российского государства и его отношения с остальным миром. Каковы вероятные последствия Женевской конференции, проходящей в апреле-мае, на которой рассматривается экономическое восстановление Европы? И как воспринимать неожиданный немецко-советский Рапалльский договор? Означает ли это, что Европа и мир в опасности? И как трактовать слабую реакцию папы на преследование верующих в России? Будущее Советской России, в представлении Льва, весьма мрачно. Несмотря на то что семьдесят пять процентов населения недовольны большевистским режимом, надежд на изменения нет. Народ голодает, а интеллигенция ослаблена физическим уничтожением и преследованиями.

В Le Journal (Париж) Лев публикует статистику бедствий. Распространяются голод и болезни, численность населения сокращается, закрываются заводы, прерывается железнодорожное сообщение. Растет недовольство крестьян. Лучше царизм, чем большевизм, говорят все. Коммунисты окончательно потеряли авторитет. Подтверждает эту картину и школьный товарищ Льва из Москвы, социалист-революционер Сергей Маслов, которому недавно удалось выбраться из России.

Финансовое положение Льва перманентно плачевно. Вопреки обещанию, Марианна и Ваня не могут рассчитывать на какую бы то ни было ощутимую помощь с его стороны. Гонораров за публикации едва хватает на собственные нужды. Скудные доходы Лев пытается увеличить, продавая карандашные портреты Толстого. С годами их будет написано много. Привлекает кинематограф, но все попытки завязать необходимые контакты наталкиваются на преграды. В 1922 году Лев помогал французскому режиссеру Марселю Л’Эрбье написать сценарий фильма по «Воскресению» Толстого, но фильм так никогда и не вышел в прокат. Обращения к американским кинокомпаниям не принесли результатов. Famous Players-Lasky откровенно не заинтересована, а представитель Fox Film сообщает Льву, что его сценарий The Stone of the Virgin слишком нездоров и пессимистичен для