— Ты говорила, что я всегда заставляю произносить это первой, что ж я ошарашу тебя. Я люблю тебя, Елена.

Слезы упали из глаз Елены.

— Только этим утром я думала о том, как много людей люблю. Но на самом деле это только потому, что есть один, кто находится на первом месте, — она придвинулась к нему. — Единственный, навсегда.

Я люблю тебя, Стефан! Я люблю тебя!

Елена отступила на мгновенье, и вытерла глаза, не испортив макияж, так как это умеют умные девочки: положив свои пальцы под нижние ресницы и надавливая назад, превращая слезы и тени в мельчайшие капельки в воздухе. Впервые она могла думать.

— Стефан, — прошептала она: — мне так жаль. Я потратила все утро чтобы одеться — красиво, чтобы показать, что ждет тебя, когда мы вытащим тебя отсюда. Но сейчас… Я чувствую… как…

В газах Стефана слезы тоже высохли.

— Покажи мне, — с интересом прошептал он.

Елена встала и просто стянула плащ. Закрыв свои глаза, она показала свои волосы, завитые в сотни мелких кудряшек, лежащие вокруг ее лица. Ее золотые тени были водостойкими и остались на веках. Ее единственная одежда — сетка из золотого тюля с драгоценностями, добавленными чтобы сделать наряд приличным. Все ее тело переливалось совершенством только расцветшей молодости, которой никогда могла повториться или обновиться. Звук, как протяжный вздох… и затем полностью стихший, Елена открыла свои глаза, испугавшись, что Стефан возможно умер. Но он стоял, вцепившись в железное ограждение, как если бы он мог открыть его и достать до нее.

— Это все ради меня? — прошептал он.

— Это ради тебя. Все только ради тебя, — ответила Елена.

В этот момент мягкий звук послышался за ее спиной, и она повернулась и увидела два глаза сверкающих в темноте из камеры напротив Стефана.

К своему удивлению, Елена не почувствовала гнева, только решимость защитить Стефана, если потребуется. И затем она увидела, что в камере, которая, как она предположила, была пуста, находился китцун. Китцун не был похож на Шиничи или Мисао. У него были длинные-длинные волосы, белые как снег, но его лицо выглядело молодым. Он тоже был одет во все белое, туника и брюки из какого-то текущего, шелковистого материала, а его хвост практически заполнял маленькую камеру — таким он был пушистым. Также у него были лисье уши, которые двигались туда — сюда. Его глаза искрились золотом как фейерверк. Он был прекрасен. Китцун прокашлялся снова. Потом достал — «Из своих длинных волос», — думала Елена, — очень, очень маленький и тонкий кожаный мешочек.

Как Елена и думала, идеальный мешочек был для совершенного камня. Теперь китцун взял бутылку, по виду напоминавшей бутылку с «Черной магией», (она была тяжелой, и на вид напиток выглядел вкусно), и наполнил мешочек. Затем мешочек принял вид шприца (китцун держал его как доктор Меггар и постучал по нему, чтобы избавиться от пузырьков) и наполнил его. Наконец он протиснул шприц сквозь решетку и надавил большим пальцем, опустошая его.

— Я могу напоить тебя вином «Черной Магии», — перевела Елена. — Я могу держать мешочек и наполнять шприц. Доктор Меггар тоже может наполнить шприц. Но нет времени, поэтому я собираюсь сделать это.

— Я… — начал Стефан.

— Начинай пить так быстро, как только можешь.

Елена любила Стефана, хотела слышать его голос, хотела смотреть друг другу в глаза, но речь шла о спасении человеческой жизни и это была его жизнь.

Она с поклоном благодарности взяла мешочек китцуна, а свой плащ бросила на пол. Все ее мысли были о Стефане, чтобы помнить о том, как она была одета. Ее руки пробивала дрожь, но она не позволяла себе расслабиться. У нее было три бутылки «Черной магии»: в ее плаще, у доктора Меггар и у Деймона. Так, с точностью автомата она повторяла движения, которые ей показал китцун снова и снова. Опустить, наполнить, протянуть сквозь решетку, впрыснуть. Снова и снова, и снова.

Примерно после десяти повторений, Елена разработала новую тактику. Заполнив маленькую сумку вином и держа ее за верх, Стефан приоткрыл рот и, одним движением разбив ее, направил в него изрядную долю жидкости.

Решетка стала липкой, Стефан стал липким; это никогда не сработало бы, если бы сталь была для него опасна как бритва, но это, в действительности, вынуждало попадать к нему в горло удивительное количество.

Другую бутылку «Черной магии» она отдала в камеру к китцуну, в которой была обычная решетка.

Она не знала, как отблагодарить его, но при первой же свободной минутке она повернулась к нему и улыбнулась. Он глотнул «Черной магии» прямо от бутылки, и его лицо застыло в выражении прохладного, благодарного удовольствия. Конец пришел слишком быстро. Елена услышала быстро повышающийся голос Сейджа:

— Это не честно! Елена не готова! У Елены не было достаточно времени с ним!

Елена не нуждалась в наковальне, опущенной на ее голову. Она сунула последнюю бутылку «Черной Магии» в камеру китцуна, она наклонилась, а затем вернула ему его маленький мешочек, но уже с канареечным бриллиантом из ее пупка внутри. Это была самая крупная из драгоценностей, которая была у нее с собой, она видела, как он повертел в своих пальцах с длинными ногтями, а затем поднялся на ноги и слегка ей поклонился. В какой-то момент они улыбнулись друг другу, а затем Елена прибрала сумку доктора Меггара, и накинула на себя красный плащ.

Затем, с дрожью она снова обратилась к Стефану:

— Мне так жаль. Я не была намерена превращать это в медицинский визит.

— Но ты увидела шанс спасти мою жизнь и никак не могла упустить его.

Иногда, братья были очень сильно похожи друг на друга.

— Стефан, не нужно! Ох, я люблю тебя.

— Елена, — он поцеловал ее пальцы, прижавшись к решетке. Затем он обратился к охранникам: — нет, пожалуйста, пожалуйста, не забирайте ее! Помилуйте, дайте нам еще одну минуту! Только одну!

Но Елене пришлось отпустить его пальцы, чтобы застегнуть свой плащ. Последнее, что она увидела — Стефана, он стучал о решетку кулаками и кричал:

— Елена, я люблю тебя! Елена!

Она обмякла. Кто-то обнял ее, помогая идти. Елена разозлилась! Если Стефана уводили в его старую, кишащую вшами камеру — и она была уверена, что его уводили прямо сейчас — он еле заставлял себя идти. А эти демоны ничего не делали со снисходительностью, она знала это. Его, вероятно, гонят, словно животное, погоняя острыми деревянными палками. Елена смогла идти. Когда они дошли до передней части лобби Ши-но-Ши, Елена огляделась вокруг.

— Где Деймон?

— В карете, — ответил Сейдж с нежностью в голосе. — Ему нужно немного времени.

Сначала Елена сорвалась:

— Я дам ему время! Время для того, чтобы он успел закричать, перед тем как я вырву ему глотку! — но затем, грустно продолжила: — я сказала совсем не то, что хотела. Я хотела сказать ему, как Деймон сожалеет; и как Деймон изменился. Он даже не помнил, что Деймон был там…