личико, которое должно принадлежать только мне? Видели ли его мерзкие глаза эту версию, где ты изо всех сил пытаешься скрыть, как сильно жаждешь того, чтобы тебя трахнули?

Мой живот опускается, и я хватаюсь за край стола в поисках опоры. От его слов я становлюсь еще горячее и чувствительнее, так что мне нужен лишь небольшой толчок, чтобы кончить.

— Но сейчас это невозможно, потому что знаешь что? Рори немедленно покинет этот остров.

Мои глаза расширились, а затем сосредоточились на крови на его воротнике. Значит, моя догадка была верна. Это точно из-за Рори.

— Я преподал ему небольшой урок, который включал в себя удар по глазам, которыми он смотрел на то, что принадлежит мне, затем я рассек ему губы, которыми он прикасался к моему горлу. И наконец, когда он умолял, как маленькая сучка, я сломал ему руку, которой он прикасался к тому, что принадлежит мне. Но на этом его жалкая история не заканчивается. Далеко не так. Видишь ли, я поставил перед собой задачу собрать информацию, о которой не знал даже он, и я буду использовать ее, чтобы уничтожить его дюйм за дюймом. На самом деле, я буду присутствовать при его неизбежной передозировке, и мои апатичные глаза будут последним, что он увидит. Он будет выплевывать свои последние вздохи, зная, что связываться с тем, что принадлежит мне, было самой худшей ошибкой в его бессмысленной жизни, — он шлепает меня по киске, и я вскрикиваю от пульсирующей боли, распространяющейся по всему телу и сжимающей живот.

— Зачем ты это делаешь? — слабо спрашиваю я.

— Если это еще не ясно. Я увлечен тобой, Мия, и это очень долгосрочное обязательство. Я буду защищать тебя, но всегда буду присматривать за тобой, чтобы никто больше не позарился на то, что принадлежит мне. Ты никогда, никогда не позволишь никому приблизиться к себе.

Он отпускает мое горло и киску. С моих губ срывается неудовлетворенный стон, но он заканчивается вскриком, когда он одним движением сбрасывает со стола все инструменты, отправляя их на пол. Затем приподнимает меня обеими руками.

Моя задница касается холодного стола, но это последнее, о чем я думаю, когда Лэндон разрывает свою рубашку посередине, и пуговицы разлетаются во все стороны.

У меня перехватывает дыхание, когда я вижу его точеный пресс и намек на татуировки в виде змей, проступающие на его мускулистых плечах и боках.

Пока я разглядываю шлейф тонких волос, ведущих под одежду, Лэндон не сводит с меня огненных глаз, расстегивая ремень и молнию на брюках. Он отбрасывает их в сторону и застегивает кожаный ремень на моей шее.

У меня саднит горло, но не из-за боли. На самом деле, в этой позе есть что-то успокаивающее.

Ремень остается висеть у меня на шее, когда Лэндон достает стоящее рядом с нами ведро, и я завороженно наблюдаю, как он снимает крышку и брызгает на меня холодной жидкостью.

Я ошеломлена.

Совершенно ошеломлена этим действием. Я могу только наблюдать, как маслянистая жидкость пропитывает мое лицо, цепляется за ресницы и стекает по всему телу, а затем капает на пол.

Прежде чем я успеваю спросить, что это за чертовщина, Лэн тянет меня за ремень так, что я оказываюсь на краю стола, а затем проводит большим пальцем по моей нижней губе.

Его рот находится так близко к моему, когда он шепчет:

— Ты выглядишь как мой любимый шедевр.

Я вздрагиваю, когда его губы прижимаются к моим, захватывая меня в свирепый поцелуй со вкусом маслянистой жидкости и ослепительного собственничества.

Не могу удержаться, чтобы не поцеловать его в ответ, мое тело поддается чарам его интенсивности, вкусу его непростительных губ и его безоговорочных прикосновений.

Выпуклость ударяет в нижнюю часть моего живота, а затем между моими возбужденными складками вспыхивает трение. Лэн скользит своим очень большим членом по моему центру в интимном, очень возбуждающем ритме, дразня, но, не доводя до конца.

Я кручу бедрами, пытаясь приподняться, чтобы его член проскользнул внутрь. Лэн крепче сжимает ремень и предупреждающе впивается зубами в мою нижнюю губу.

— Это наказание, Мия, — бормочет он мне в губы. — Почему ты думаешь, что можешь получить от него удовольствие?

Он проводит пальцами по маслянистой жидкости на моих грудях, затем сжимает мои соски до ноющих пиков. Укол одновременно удовольствия и боли пронзает то место, где его член скользит между моих складок.

Эротические звуки скольжения отдаются эхом в воздухе, и я стону, сердце едва не вырывается из груди.

Я хватаюсь за руку Лэндона, умоляя его взглядом, чтобы он поскорее прекратил эти мучения.

В ответ Лэндон сильнее сжимает мой сосок, опускает ладонь к моему животу, затем по бедру и вниз, туда, где его член встречается с моим центром.

— Твои мольбы и выражения то удовольствия, то стыда, делают меня чертовски твердым, — он вводит головку своего члена в меня.

Я сжимаюсь вокруг него, как бы отказываясь его отпускать, но это вызывает лишь великолепную ухмылку на его лице.

— Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Мия? Хочешь, чтобы я наполнил мою киску таким количеством спермы, что никто больше не сможет к ней прикоснуться?

Я киваю, не заботясь о том, что выгляжу слишком жаждущей ради собственного же блага.

Лэн вытаскивает свой член, и я едва не вскрикиваю от разочарования.

— Как я уже говорил, это наказание, и ты не получишь удовольствия. Возможно, я оставлю тебя на некоторое время голодной, чтобы ты была более внимательна к тому, кому позволяешь метить мою гребаную кожу. Возможно, мой член не будет касаться тебя в обозримом будущем, пока ты не усвоишь урок.

— О, умоляю тебя. Ты не сможешь без меня жить, — показываю я, хотя часть меня начинает думать, что и я не смогу без него.

Это особый вид ада. Трудно жить с его постоянной умопомрачительной интенсивностью, но еще труднее жить без него.

— Но это не значит, что я не преподам тебе урок, Мия.

— Муза, — медленно показываю я. — Не называй меня Мией.

— Скажи мне то, что я хочу услышать, — он поглаживает головку своего члена напротив моего входа.

Я прикусываю нижнюю губу. Впервые за долгое время я хочу сказать это своим собственным голосом, своими собственными словами.

Но поскольку не могу и, возможно, никогда не смогу, я показываю:

— Я твоя, Лэндон.

Я с затаенным дыханием наблюдаю, как ярость медленно рассеивается, оставляя место для лавины похоти и дикого собственничества.

— Да, это так. Всегда была и, блять, всегда будешь, — он входит в меня одним мощным толчком, так