— Тс-с-с… Тихо-тихо… — Фебр зажал ей рот рукой, и Лесана беззвучно орала в его жесткую, как доска ладонь. — Ну, прости, прости. Не хотел я тебе больно делать. Надо было вырваться, что ты, как мертвая?

Девушка, наконец, с трудом втянула носом воздух, разгоняя плывущие перед глазами круги.

— Чтоб тебя… И потом… через…!!!

Он рассмеялся.

— Ну, дай, дай посмотрю, чего там у тебя…

Выученица послушно задрала рубаху, дабы парень смог насладиться зрелищем наливающегося на левом боку синяка. Обидчик вздохнул и поднял на несчастную виноватые глаза.

— Я вполсилы бил…

Она скрючилась и опустилась на мокрый ствол поваленного дерева. Снег на поляне, где ратились супротивники, был вытоптан едва не до земли. Лесана сидела, восстанавливая дыхание и ощупывая ладонью пострадавший бок.

— Ты мне ребро сломал!

— Не сломал, — заспорил он. — Дай.

И сильные пальцы неожиданно мягко скользнули по пылающей коже.

— Не сломал. Может, треснуло? — задумчиво протянул парень.

— Может? Да у меня там все кишки перекрутило! — и она зло оттолкнула его руку. — Чтоб у тебя так треснуло где-нибудь!

Фебр засмеялся и сел рядом.

— Есть же злобные девки! Ты, как змея ядовитая. Лучше бы я в Старград сейчас ехал, чем с тобой тут воевать. Ни слова от тебя ласкового, ни благодарности.

Лесана молчала, разглядывая наливающийся багровым синяк.

— Ну и ехал бы… — буркнула она, прекрасно понимая, что никуда он не поедет, пока не отдаст Крепости положенное послушание — месяц не позанимается со слабейшим из выучеников и не дождется наставника.

— Накинь, а то застудишься, — и он протянул ей полушубок, который девушка снимала всякий раз, когда они дрались.

Выученица натягивала холодную одежу, всеми силами стараясь не потревожить горящий от боли бок.

— Хватит на сегодня. Пошли, Русте тебя покажем. Пусть посмотрит. Он девок любит красивых.

Лесана поморщилась. Ей почему-то не нравился улыбчивый рыжий целитель.

— Нет, я уж лучше подожду, как Ихтор из покойницкой возвратится.

— Ну, Ихтор, так Ихтор. Пойдем.

И он поднялся на ноги.

— Или понести тебя? — в голосе звучали сомнения.

Девушка в ответ усмехнулась и, зажимая рукой больное место, начала вставать. А в следующий миг ее подхватили и оторвали от земли.

У Лесаны зашлось сердце. Никто допрежь не поднимал ее на руки, если не считать далекого детства. Она даже не сразу сообразила, что произошло, а когда сообразила — испугалась. Испугалась и вцепилась ему в плечи.

— Поставь, поставь! — в голосе звенели слепая паника и ужас, тело тряслось, как в ознобе.

На удивление Фебр ничего не спросил, не стал уговаривать, насмехаться или нарочно пугать. Сразу же опустил на ноги и сказал:

— Зря ты так боишься. Я не уроню.

У нее стучали зубы и на глаза наворачивались слезы. Она ненавидела себя, но ничего не могла сделать. От любых прикосновений, пусть даже осторожных, лишенных грубости, тело сначала деревенело, а потом переставало подчиняться: голос пропадал, дыхание перехватывало, в ушах поднимался шум, перед глазами все плыло, и глубоко в груди рождалась частая страшная дрожь.

— Я… я… — девушка пыталась совладать с собой, когда на плечи легли тяжелые ладони.

— Успокойся. Я не стану тебя трогать, если ты этого не хочешь.

Она благодарно кивнула и поплелась к Цитадели, чувствуя себя глупой, жалкой, скаженной дурой. Парень шел позади, смотрел на скорбно опущенные острые плечи и сжимал кулаки. Что случилось, пока его не было? Кто и как ее обидел? Наставники же кругом, да и кто мог бы… Клесх правильно говорил — сильнее нее нет ратоборца в Цитадели, она, будучи жалкой первогодкой, швырнула лучшего старшего выученика так, что из него вышибло весь дух. А теперь… Оттого и не вязалась эта нынешняя запуганная Лесана с той, какой она была прежде — до отъезда Фебра из Крепости.

Как мучительно он ревновал ее тогда к наставнику! Как она смотрела на него… Парня брала досада, ведь по большому счету он никогда Лесану не обижал, но был прочно записан ею во враги. А она так ему нравилась! Он бы никогда не решился к ней подступиться, если бы не страшное понимание, что скоро придется уехать, а значит, больше они никогда не увидятся. Слишком мала вероятность их встречи — его отсылали в Старград, ей же предстояло еще несколько лет обучения, а потом… кто его знает.

Поэтому наказ Клесха о возвращении послушник воспринял, как благословение Хранителей, а уж когда крефф сказал, что возвращает его учить Лесану… По правде говоря, Фебр не понял — почему ее, но все одно — был рад. Обычно послушник, перед тем как получить пояс обережника, месяц проводил за обучением слабейшего выученика, но Лесана-то слабейшей не была. Однако парень верил наставнику безоглядно, поэтому отмел все вопросы и молчаливо радовался возможности побыть рядом с той, которая запала ему в сердце.

Он помнил ее нетерпение: «Ну, что? Что он просил мне передать?» Может, она ждала медовых пряников или резной гребешок? Отчасти ему было неловко ее разочаровывать, но пришлось сказать: «Он просил передать, что до его возвращения тебя буду учить я, вместо Дарена. Мы поутру станем уходить в лес и там заниматься».

Это известие заставило ее лицо просиять таким счастьем, что Фебр залюбовался.

И вот уже седмицу они со светом уходили в чащу, где он гонял ее, как козу. В эти мгновения Лесана становилась почти прежней. Почти. Стоило ему неловко коснуться ее не в горячке схватки, а во время передышки, как она каменела, а глаза наполнялись ужасом. Конечно, сейчас она уже не так дичилась, как прежде, но все-таки.

Знать бы, кто ее обидел. Все зубы вышибить паршивцу…

Хорошо хоть Дарен отдал выученицу без малейших сожалений. Как и говорил Фебру Клесх, крефф уже всю плешь Главе проел, жалуясь на бестолковую послушницу. Поэтому сбыть девку на поруки молодому ратоборцу всем показалось делом самым, что ни на есть, благим.

— Я не крефф, конечно, — виновато говорил парень своей подопечной. — Но нам главное, чтобы ты без толку не сидела.

Поэтому