Тесей не желал больше слушать ни единого слова. Вышел вон и сразу взялся за работу – принялся измышлять соревнования и испытания, которые помогут отобрать для путешествия на Крит сливки афинской молодежи.

Эгей вздохнул. Сына своего он любил всем сердцем, но уже начал подумывать, что не зря ли он позволил Питфею уломать себя развязать свои тугие мехи с вином много лет назад… может, как раз это имел в виду оракул – что все может кончиться горем.

Ясным весенним утром шестого дня месяца мунихиона Эгей нервно восседал в паланкине, вынесенном к портовой стене в Пирее. Маленький корабль, какого достаточно для команды из пяти человек и четырнадцати пассажиров, подготовили к отплытию. Царь, сидя под плескавшим на ветру навесом, оживленно раздавал приказы – подать на борт кое-какой дополнительный груз.

– Вреда не будет, если поднести Миносу дары, – сказал он Тесею. – Может, смягчится его сердце. Если узнает он, что мой собственный сын… мой сын…

Тесей положил руку отцу на плечо.

– Бодрись. Дерзость богам люба. Мы все вернемся, не успеешь оглянуться.

Он повернулся и запрыгнул на борт корабля – обратиться к тем, кто собрался на набережной провожать их. Семьи тринадцати юношей и девушек, тщательно отобранных Тесеем из тех, кто вызвался, стояли впереди, их легко было распознать по бледным, скорбным лицам и черным траурным облачениям.

– Люди Афин! – воскликнул Тесей. – Не печальтесь. Мы, юные, отплываем с радостью в своих сердцах – и вернемся порадовать ваши.

Тринадцать избранных позади него, все одетые, как Тесей, в жертвенное белое и увешанные цветочными гирляндами, приветственно вскинули руки и радостно закричали. Растревоженные и несчастные семьи на берегу изо всех сил постарались порадоваться в ответ.

– Поднять паруса! Курс на Крит!

На рее развернулось черное полотнище паруса, и тут Эгей ринулся к сыну.

– Послушай, – сказал он. – Я выдал капитану наставления. Буду выходить на вершину Акрополиса и ждать там твоего возвращения. Если корабль вернется пустым, если беда разразится и ты не справишься…

– …не бывать такому…

– …капитан поднимет черный парус, а если богам будет угодно помиловать тебя и корабль вернется с победой…

– …то есть наверняка…

– …капитану велено поднять белый парус. Так я узнаю. Понял?

Отцов пыл развеселил Тесея.

– Не волнуйся ты так, отец. Белые будут паруса на пути домой. А теперь давай-ка бери оливковую ветвь, маши вслед и постарайся выглядеть счастливым. Мы готовы к отплытию.

– Да благословят тебя боги, пусть всегда смотрят за тобой, Тесей, сынок.

Вознесены были молитвы Посейдону, лепестки и зерна брошены в волны, и судно отчалило.

Эгей был прав в своих предположениях: с того мига, как прибывшие из Афин ступили на Крит, они стали пленниками. По пути на остров Тесей пытался представить, как можно было бы обороть стражников, присланных их караулить, как устроить бой с ними, но никакая стратагема тут сама не напрашивалась. Еще до того, как они увидели остров, их корабль встретил в открытых водах и повел к пристани напористый минойский флот.

Небольшая кучка зубоскаливших критян провожала их от причала в Ираклионе до дворцовых подземелий, где им предстояло провести ночь[283]. Пока они приближались к воротам Кносса, за ними бежала стайка ребятишек, дети швыряли камни и дразнились.

– Бык ждет!

– Перемелет ваши косточки!

– Вы все обмочитесь! Всегда вы обделываетесь!

– Он обожает афинян на вкус…

– Он вас сперва отдерет, а потом съест!

Кто-то из молодых людей захныкал.

– Тс! – произнес Тесей. – Они хотят видеть ваш страх. Не потакайте им. Давайте петь…

Голосом, что восхищает скорее своей громкостью, а не благозвучием, Тесей затянул песню. То был старый гимн Аттики, песня, излагавшая историю Кекропа и царей-основателей Афин. Как Афина Паллада подарила людям оливковое дерево и состязалась с Посейдоном за то, кому быть покровителем города.

Постепенно – и все увереннее – Тесею начали подпевать остальные тринадцать. Ехидные дети не знали, как к этому относиться, и разочарованно отстали. Стражник рыкнул на пленников, чтоб замолчали, но те лишь запели громче и с большей страстью. Ворота распахнулись, голоса афинян эхом отдались в крепостных стенах.

Вошли они во дворец, топая в такт пению. Их остановили на вершине лестницы, ведшей в подземелье, но петь они не перестали. Лестницу перекрывали запертые железные ворота. Когда старший стражник вынул громадный ключ и воткнул его в замок, на галерее над ними открылась дверь, Тесей вскинул взгляд. В дверях на галерее появилась девушка – возможно, ее привлекли неожиданные звуки песни. Она посмотрела вниз – прямо в глаза Тесею. Тесей тут же ощутил, как по всему телу пробежало тепло. Девушка поспешно затворила дверь.

Тесей обнаружил, что петь больше не может. Ошалевший, он позволил ввести себя вместе со всеми, включая судовую команду, в громадную круглую камеру под дворцом. При свете факелов на стенах он увидел длинный стол, уставленный блюдами со всевозможной красочной и аппетитной едой. Кто-то из афинян вскрикнул от радостного изумления, и все принялись пировать, но Тесей никакого удовольствия не ощутил. Естественно, Минотавру приятнее обжираться откормленной плотью.

Начальник стражи постучал копьем в пол.

– Встать. Девочки налево, мальчики направо. Вас осмотрит государь.

Дверь в камеру отворилась, и вошел царь со свитой. Минос вел за руку юную девушку, вперявшую взгляд в пол. Когда она все же подняла голову, Тесей увидел, что это та же самая девушка, которую он видел на галерее. Их взгляды вновь встретились.

– Я осмотрю юношей, Ариадна, – сказал ей Минос. – А вы с матерью, может, осмотрите девиц?

Царица Пасифая выступила из тени и взяла дочь за руку. Так вот эта женщина, совокупившаяся с быком и породившая Минотавра. Тесею она показалась обычной и разочаровывающе домашней – в отличие от ее красавицы дочери. Ариадна! До чего восхитительное имя.