они знали, что это был единственный шанс прожить почти сносную жизнь. Или, возможно, их дух был раздавлен в пыль и развеян по ветру. До тех пор, пока не осталось только послушание.

Я не была послушным ребенком. Черт возьми, я никогда ни перед кем не была послушной. Но, как и те лошади, я была загнана в загон, привязана, посажена в клетку. И у меня было только два выхода: продолжать терпеть боль или пойти по пути наименьшего сопротивления. Так что же это было для меня? Ну…

Как я уже говорила, я знала, как выглядит сломленная. Я могла надеть эту маску так же легко, как и маску отдохнувшей сучки. Ладно, может быть, не так легко. Но глубокой ночью, свернувшись калачиком в ванне этих придурков, я кое-что поняла. Я была опустошена, поставлена на колени, доведена до гребаных слез. Но я не была сломлена.

Я провела несколько часов в темноте, ища луч света. И я его нашла. Щепку. Что-то, за что я могу ухватиться ровно настолько, чтобы отвести себя от края пропасти. Единственное, чего они все хотели от меня, — это уступчивости. И все же, осознавали они это или нет, они также находили уступчивость скучной. Вот почему они игнорировали Невыразимых. Вот почему их бесил каждый раз, когда я опускала глаза, как хорошая девочка, и отвечала на их призывы. Радость была в том, что они не хотели сломленную. Но, я могла бы быть для них такой сломленной.

Но им так легко не наскучишь, так что мне также приходилось защищаться. Я отступила в то тихое место внутри себя, наполняя его плотью и укрепляя, гарантируя, что они не смогут к нему прикоснуться. Там я и останусь. Чтобы, когда все это закончится, часть меня все еще могла расти. Это было все равно что посадить луковицу нарцисса в землю и хранить ее в безопасности до окончания зимы. Это была моя зима. И выживание было ключевым фактором.

Ночные Стражи подошли к своему столику, опустившись на свои места, и я подождала, пока они меня отпустят, устремив взгляд в потолок. Костяшки моих пальцев болели от удара, который я нанесла Перл, но боль была странным облегчением после проведенной ночи.

— Я сказал «Чума»! — Рявкнул Сэйнт, и я, моргнув, вышла из ступора, поворачиваясь к нему. — Ты что, блядь, оглохла?

— Нет, — просто ответила я, и его глаза сузились.

Киан смотрел на меня, напряженно нахмурившись, и я знала, что его беспокоило то, что я больше не отвечала. Та чушь, которую он нес в своей комнате, чтобы вывести меня из себя, доказала это. Я была нужна ему живой и брыкающейся. Пытка не доставляла удовольствия мучителю, если его жертва не реагировала.

Если я буду продолжать в том же духе, то, по моим подсчетам, через неделю или две я им надоем. Может быть, они ослабят мой поводок и позволят мне вернуться в общежитие, если я им достаточно наскучу. Это был самый печальный гребаный план, который я когда-либо придумывала, но прямо сейчас это было все, на что я была способна.

— Иди и приведи Наживку, — прорычал Сэйнт, указывая на стол Невыразимых.

Это привлекло мое внимание. Мое сердце подпрыгнуло, и я облизала губы, направляясь через комнату к своему другу, ненавидя себя за то, что вообще попросила его бежать со мной. Если они и наказали его, то это была моя вина. И, конечно, они собирались наказать его.

Он поднялся со своего места еще до того, как я подошла к нему, и направился ко мне, нахмурив брови. У него были налитые кровью глаза, как будто он не спал всю ночь, ожидая наступления этого момента. И теперь он наступил, и я чертовски сожалела об этом.

— Наживка, я… — Начала я, но он твердо покачал головой.

— Не вини себя, — мягко сказал он. — Ты дала мне шанс, Татум. Я всем тебе обязан за это.

Я кивнула, не чувствуя себя от этого менее дерьмово, и повернулась, чтобы идти рядом с ним в знак солидарности. Атмосфера возбуждения наполнила комнату, когда остальные студенты оживились, наблюдая за происходящим, и я попыталась не обращать внимания на трепыхание своего сердца.

Мы замедлили шаг и остановились перед столиком Ночных Стражей, и мне показалось, что все в комнате затаили дыхание в ожидании того, что произойдет дальше.

— Ты принес это? — Спросил Блейк у Наживки.

Он кивнул, полез в карман блейзера и достал электрическую бритву. Он поставил ее на стол, и Киан с ухмылкой откинулся на спинку стула, готовясь к представлению.

Мое сердце бешено забилось, когда я подумала о том, что эту бритву используют против меня. Но они же не обстригут мои волосы, конечно? Сэйнт сам сказал, что не хочет, чтобы я выглядела дерьмово.

— Подними ее, Чума, — приказал Сэйнт холодным тоном.

Я сглотнула, когда потянулась за ней, беря в руки удивительно тяжелый механизм.

— А теперь встань на колени перед нашей девушкой, Наживка, — прошипел он, и Наживка, не колеблясь ни секунды, опустился на колени.

Мое сердце сбивчиво колотилось, когда я смотрела на него сверху вниз. Но это было нормально. Побрить парню голову — это еще не конец света. Он это переживет.

— Выбрей аккуратную маленькую линию посередине, детка, — проинструктировал Киан, и я резко обернулась, чтобы посмотреть на него с тревогой.

Я открыла рот, чтобы возразить, когда Наживка сказал:

— Сделай это, — сквозь зубы.

Я стиснула челюсти, когда Киан рассмеялся, а Блейк стукнул кулаком по столу, заводя громкую мелодию, и все в зале присоединились.

Наживка поднял голову, чтобы посмотреть на меня, и чувство вины сжало мое сердце.

— Прости, — выдохнула я, прежде чем включить бритву, так что воздух наполнился громким жужжанием.

Как можно нежнее я провела им по середине его густых медно-рыжих волос, прямо по макушке и по всей спине. Распущенные волосы разметались вокруг него, полоска лысины смотрела на меня снизу вверх и заставляла меня морщиться, в то время как смех со всей комнаты отдавался у меня в ушах.

У меня тряслись руки, в ушах звенело, и меня охватило желание блевать. Я знала, что на самом деле это сделала с ним не я, но это были мои руки, мои действия, из-за которых мой друг стал центром насмешек для всей школы, и стыд захлестнул меня, когда я была вынуждена это терпеть.

— Встать, — скомандовал Сэйнт, и я нахмурилась, когда Наживка поднялся на ноги, низко кланяясь Ночным Стражам. Гнев вскипел у меня внутри. Он выглядел нелепо, а это было