Вид их поистине был ужасен: это были настоящие скелеты с провалившимися глазами, и, если бы не туго связанные веревки, они, как безжизненные трупы, давно свалились бы на пол.

Доносившиеся снизу крики повара вызывали в них желание ответить ему, но голоса их постепенно слабели, и даже говорить между собою им становилось все труднее. Попытки развязать или хоть ослабить стягивавшие их и впивавшиеся в тело веревки тоже были тщетны.

Лантанас после первых вспышек бешенства и отчаяния впал в состояние полного отупения и сидел с опущенной на грудь головою.

Дон Грегорио, наоборот, держался прямо и, глядя на море через иллюминатор, все ждал чего-то. Но, кроме пенистых гребней волн на синей поверхности океана да морских свинок, изредка всплывавших беспорядочной вереницей, или спины кита, облепленной ракушками, ничто не радовало его взоров.

Только однажды вдали мелькнуло судно, шедшее наперерез «Кондору».

Послышался оклик, и сердце дона Грегорио радостно затрепетало, но не надолго.

Как он ни кричал и как ни старался ему вторить Лантанас, судно бесследно исчезло. Окончательно выбившись из сил, они снова погрузились в безнадежное уныние и отчаяние.

Мертвую тишину, царившую вокруг, нарушали только орангутанги, нелепо скакавшие по лестницам и громко толкавшиеся во все двери кают.

Разум капитана стал заметно мутиться; он бредил и дико стонал. Все это, вместе с безумным лицом, угнетающим образом действовало на его соседа, который, несмотря на это, не терял самообладания и, больше не надеясь на людскую помощь, ждал какого-нибудь чуда.

Однако нередко дон Грегорио мечтал о смерти как избавлении от тяжких страданий и с радостью готов был встретить ее.

И вот однажды новая надежда озарила его черты, а на губах появилась давно исчезнувшая улыбка. Невольно могло прийти в голову: не заразился ли он безумием Лантанаса? Но разум светился во взгляде дона Грегорио, когда он пристально впивался в горизонт, где еще не вполне ясно, но все-таки определенно вырисовывалось какое-то белое пятно.

— Парус! — воскликнул дон Грегорио, и это маленькое слово отдалось в душе его давно не испытанным восторгом. Вдали, на фоне голубого моря, сверкало точно белое крыло чайки, а за ним тянулась полоса серебристой пены, — очевидно, след корабля. Ничем иным не мог бы быть обозначавшийся высокий белый диск, и по мере его приближения сердце дона Грегорио билось все скорее и горячее. Старику хотелось поделиться надеждой с капитаном, но внешние впечатления были еще не доступны больному мозгу Лантанаса. Однако радость дона Грегорио была далеко не безоблачна, так как к ней примешивался и страх; ведь совсем недавно в подобном же случае он обманулся, и виденное им судно исчезло тогда так же быстро и неожиданно, как и появилось. Могло же и теперь повториться то же самое.

Впрочем, на этот раз нельзя было не заметить, что объем судна все увеличивался и что оно шло следом за «Кондором», очевидно, стараясь его догнать.

Целая половина длинного дня прошла в беспрестанно сменявшихся надеждах и опасениях; наконец появился и темный корпус корабля, а поднятые паруса делались все обширнее и больше.

Над судном развевался английский флаг, но, будь он и родной, испанский, радость не могла бы быть сильнее. Ведь в нем воплощалось спасение от всех бед и ужасов, избавление от смерти, казавшейся уже неизбежной.

Однако вожделенная минута все еще была далека. Бриз внезапно утих, странный корабль перестал приближаться, паруса его беспомощно повисли, и сам «Кондор» остановился. Наступил полный штиль; даже лампы и стаканы над головой дона Грегорио перестали качаться и звенеть.

В иллюминатор виднелось безбрежное море, вдруг опустевшее и погруженное в мертвое молчание. Не видно было ни корабля, ни парусов, ни развевавшегося флага, так ободривших теперь снова упавшее и приунывшее сердце дона Грегорио.

К счастью, это продолжалось недолго. У барка, за кормой, опять появился корабль, и рядом с них шлюпка. Спущенная на воду, она шла к «Кондору», со сверкавшими на солнце влажными веслами, разбрасывавшими брызги, похожие на золотые и серебряные звезды. Барк медленно двигался, а шлюпка то показывалась, то исчезала. Дон Грегорио закрыл глаза и весь обратился в слух. Вскоре раздался твердый мужской голос, показавшийся ему мелодичнее музыки, и прозвучало радостное приветствие:

— Алло, барк!

Дон Грегорио пытался отвечать, но голос его так ослабел, что был тотчас заглушен другими голосами, доносившимися с борта «Кондора».

Шаги с палубы скоро перешли на лестницу кают-компании. Дверь распахнулась настежь, и вместе с ворвавшейся струей воздуха вошли люди. Раздался невольный крик величайшего удивления. С трудом повернув свою одеревеневшую шею, несчастный старик увидел двух моряков, лица которых были ему хорошо известны. Охватившее его волнение было настолько сильно, что он лишился сознания и упал, точно сраженный пулей.

Легко догадаться, что вошедшие были не кто иные, как Кроуджер и Кедуолладер.

Глава XLIX

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА, НЕОЖИДАННО РАЗРЕШИВШАЯ ВСЕ СОМНЕНИЯ

Четыре дня прошло с тех пор, как на чилийском барке появились два английских моряка и, определив его курс, стали поочередно нести обязанности команды.

Если бы не они, «Кондор», по всей вероятности, был бы уже давно на дне морском.

Налетевший шквал легко мог опрокинуть его набок, но так как в нужную минуту на нем были ослаблены шкоты, то это и спасло его от верной гибели. Тем не менее все паруса его, за исключением только одного, сильно пострадали. Когда буря миновала, решено было поставить новый фок и кливер из сохранившейся в запасах корабля старой парусины.

Идя носом к юго-востоку, барк стал делать по шести узлов. Борьба со шквалом была неимоверно трудной. Положение ухудшалось тем, что вся команда состояла всего из трех человек, а шторм, хоть и кратковременный, был сильнее всех, когда-либо бушевавших на Тихом океане.

Никто из трех заключенных не мог оказать ни малейшей помощи англичанам, так как двое были больны, и о них не могло быть и речи, а негр был