Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А я предпочел бы добраться до Койбы или вообще до того берега, где высадились разбойники.
— Но мы втроем против двенадцати.
— А мне все равно, и я с радостью согласился бы очутиться среди них хотя бы одному.
— Нед, этого никогда не случится, потому что, где бы то ни было, я буду всегда с тобой. У нас общая цель, и мы или добьемся ее, или вместе погибнем.
— Верю тебе, Вилли. Ты мне друг до конца. А теперь бросим всякие разговоры. Надо употребить все усилия, чтобы дойти до Панамы, а там мы направимся на остров Койба. Нам везет: ветер с запада, — продолжал Кроуджер веселым голосом, — если он продержится еще двадцать четыре часа, мы скоро увидим землю.
— Пароход с севера! — крикнул грубый голос Груммета.
Обернувшись с изумлением, молодые люди увидели на горизонте судно. Глядя в подзорную трубу, Кроуджер сказал:
— Ты прав, боцман, это пароход, и он идет нам наперерез. Поверни руль и возьми курс на него.
Несколькими поворотами руля Груммет поставил «Кондора» навстречу судну. Молодые люди с помощью кока ослабили шкоты и поставили паруса в нужном направлении.
Расстояние между двумя кораблями стало заметно уменьшаться, и, по мере приближения, они начали внимательно всматриваться друг в друга. Находившиеся на барке вскоре определили тип судна. Это был не военный корабль, а пассажирский, из тех, что за последнее время курсировали между Сан-Франциско и Панамой. Зато этому кораблю было гораздо труднее разобрать шедший ему навстречу барк. Видно было только, что это трехмачтовый барк с поднятыми парусами, тогда как остальные болтались на реях, изорванные в клочья. Одно это могло возбудить любопытство. Но еще страннее казался развевавшийся на грот-мачте перевернутый флаг: ведь это означало сигнал бедствия.
Отвечая на призыв, капитан почтового парохода скомандовал: «Стоп, машина!» Громадный левиафан, делавший по двенадцати узлов, замедлил ход и наконец совсем остановился.
Барк подошел к нему на расстояние кабельтова.
С корабля раздалось:
— Алло, барк! Откуда?
— «Кондор» из Вальпараисо. Терпит бедствия.
— Спускайте шлюпку.
— Нет команды.
— Обождите, мы сами подойдем.
Менее чем через пять минут была спущена шлюпка с несколькими матросами. Они подошли к барку, но не подымались на борт.
Кроуджер, уже выработавший план действий, попросил отвезти его на пароход; его желание было тотчас исполнено.
Судно было переполнено людьми и действительно оказалось одним из линейных пароходов, совершавших рейсы между Панамой и Сан-Франциско. Не менее тысячи человек, самых различных национальностей, толпилось по палубам; между ними было много калифорнийских рудокопов, пытавших счастье на приисках и возвращавшихся домой, кто веселый, кто разочарованный.
Кроуджер сразу сообщил о своих злоключениях сначала капитану, а потом пассажирам, обратившись ко всем с предложением помочь ему не только в работе на барке, но и в отыскании вероломного экипажа. За эту двойную службу он обещал им хорошее вознаграждение; капитан парохода, боявшийся, что от него потребуется помощь, охотно подтвердил основательность его обещаний, поручившись за его кредитоспособность.
Оказалось, что далеко не всеми руководила жадность к деньгам. Многие из этих людей ставили честность и человеколюбие выше всего и во имя правого дела готовы были бороться на жизнь и на смерть. Недаром в складках их лохмотьев скрывались ножи и кинжалы, уже не раз служившие им для защиты невинных и слабых.
Выслушав повесть Кроуджера, они, не дождавшись даже ее конца, сразу отозвались на его призыв. Желающих нашлось так много, что он не мог забрать всех и ограничился двадцатью молодцами, с которыми и вернулся на «Кондор».
Оба судна разными путями направились в Панаму. Барк в восстановленном виде, с добавочными парусами и со свежей командой, держался курса, обозначенного перед самой катастрофой на последней странице судового журнала.
Глава LI
ГОЛОД
Пока на море происходили вышеописанные события, на пустынном острове разыгрывалась тяжелая драма. Вынужденному пребыванию на острове не было видно конца. Положение команды «Кондора» было совершенно безвыходным. Внешний облик и поведение разбойников за это время резко изменились. Когда они выбросились на берег и водворились там со своим награбленным золотом, и настроение и вид их были совсем иные. Тогда они шумели и смеялись, теперь же, еле держась на ногах, придавленные и бледные, они бродили, как привидения.
Некоторые, глядя безучастно вокруг, сидели, сгорбившись, на камнях; другие, еще более ослабевшие, лежали прямо на земле. На всех лицах застыло животное выражение голода; глаза впали, щеки втянулись, а пересохшие потрескавшиеся губы свидетельствовали о неутолимой жажде. Иначе и быть не могло. В течение десяти суток у них не было пищи, если не считать нескольких улиток и редко попадающихся морских птиц.
Воды, кроме дождевой, тоже не было, да и то только когда обильный дождь пропитывал оставшийся парус.
Несчастные с неустанным вниманием следили, не появится ли на горизонте какое-нибудь судно. Но все было напрасно, и кусок парусины, в виде сигнала бедствий, привязанный к веслу и прикрепленный к верхушке скалы, не привлек ничьего взора. Давно уже ни один корабль или пароход не бороздили синей поверхности океана, отражавшего заброшенный остров.
Как раскаивались они теперь в своих злодеяниях, с какой готовностью отказались бы от награбленных богатств, отпустив пленниц на свободу и вернув жизнь тем, кого они погубили!
Но это было невозможно. Их жертвы, брошенные на барке, конечно, давно покоились на дне морском. Измученные голодом и жаждой, преступники теперь завидовали их участи, мечтая о том, чтобы и для них поскорее настала смерть.
Всех смирило несчастье. Даже высокомерный Гомец уже не добивался власти, а свирепый Падилла походил на кроткого ягненка. Гарри Блю сделался их добрым духом, заняв, как и прежде, первенствующее место. Все они, раздавленные горем, точно вернулись к далекому детству, забыв и ненависть, и