Когда они отъехали, глаза маньяка снова затянулись злобной тьмой. Однако в них появилось и еще одно, новое выражение — глубочайшего удовлетворения, на грани чуть ли не оргазма.

Он медленно, мучительно медленно, убрал нож, словно бы уже напрочь забыв про поднос с едой и две чашки на приборной доске. Власть. Вот для чего все это было проделано. Он дал Куинн возможность сопротивляться, а она слишком боялась, чтобы попытаться это сделать.

— Что ты от меня хочешь? — услышала она через несколько минут собственный голос. Хотя ей страстно не хотелось ничего узнавать, хотелось до последнего лгать себе, но она не могла дольше выносить этого жуткого ожидания. В голове беспрестанно мелькали страшные картинки: та мертвая девочка, которую они оставили в доме Прайса, та женщина, которую она нашла в доме Эрика, фотографии из полицейских досье.

— Я приготовил тебе подарок, — сказал Марин.

Куинн закрыла глаза и почувствовала, как по щекам катятся теплые слезы. Теперь ей уже никто не поможет. Никто не знает о существовании Марина, а даже если бы кто и знал, все равно его не найдут, пока он сам этого не захочет. И она воочию видела тело Эрика на разбитом кофейном столике Прайса, видела смерть и страдания, что окружали его. И какой-то частицей души девушка даже надеялась, что Эрик уже мертв. Ему так было бы куда легче.

Эрик Твен не знал, сколько прошло времени, прежде чем тьма вокруг просветлела, а он наконец осознал, что недвижно уставился в потолок. Выбраться из покореженного каркаса столика оказалось куда труднее и потребовалось на это куда больше времени, чем он думал, но все же Эрик сумел, пошатываясь, подняться на ноги. Он дотронулся до затылка и ощупал ребра, не в силах понять, где сильнее болит.

Оглядевшись вокруг, он увидел, что ничего не изменилось — только Марин и Куинн исчезли. Прайс все так же лежал на полу, а девочка все так же сидела, привязанная к стулу, — мертвая. Эрик застонал и, хрустя разбитым стеклом, двинулся на середину комнаты.

Бросив взгляд на часы, он прикинул, что пролежал без сознания минут двадцать, не больше. Потом осмотрел себя. Потрясающе, но вроде бы он даже совсем не порезался. Рана на боку, полученная при взрыве, снова начала кровоточить, да на затылке наливалась огромная шишка — но только и всего. Его швырнули через стол, точно тряпичную куклу, а он отделался лишь головной болью, правда, сильной.

— Куинн! — закричал он, скорее просто ради того, чтобы разогнать тишину, а не надеясь услышать ответ.

Прихватив кухонное полотенце и зажимая им рану на боку, Эрик принялся методично обходить первый этаж.

— Куинн!

Тишина.

Он направился было к лестнице, но на первой же ступеньке остановился как вкопанный. На краткий миг ему показалось, что женщина на верхней площадке смотрит на него. Но иллюзия быстро прошла — стало совершенно ясно, что эта женщина уже ничего не может увидеть.

Гораздо старше той девочки на кухне, в зеленой блузке, хотя ниже пояса на ней ничего не было. На внутренней поверхности правого бедра зияла глубокая рана, рассекшая бедренную артерию несчастной так, что жизнь утекла из нее с потоком крови, струящимся вниз по лестнице. Помимо этой раны, единственными повреждениями были порезы на запястьях под наручниками, что приковывали ее к перилам.

Поднимаясь наверх по лужам крови, Эрик не хотел думать о том, что произошло с несчастной, но не мог ничего с собой поделать. Наверное, это жена Ричарда Прайса, мать той замученной девочки. Нанес ли Марин сразу тот смертельный удар, а потом ушел и оставил ее умирать в попытках освободиться? Или просто приковал ее к перилам, а сам отправился развлекаться с дочкой?

Поднявшись наверх, он обнаружил правду. В ранах под наручниками просвечивали розовато-белые кости — несчастная вынуждена была слушать, как терзают и насилуют ее дочь, и чуть не отрезала себе руки, пытаясь остановить этот кошмар.

Обходя тело женщины, Эрик отвернулся, изо всех сил стараясь заглушить, подавить эмоции. Он обыскал все комнаты и помещения на втором этаже и окончательно убедился в том, что и так уже знал: Куинн тут нет.

Пошарив в аптечке, молодой человек вытащил рулончик пластыря. Спускаясь по лестнице, он прикрепил полотенце поплотнее к ране, замедлив тем самым кровотечение до той стадии, когда оно уже потихоньку прекратится и само.

— Что теперь? — вслух спросил он себя. — Думай!

Надо найти Куинн прежде, чем Марин успеет… Эрик яростно тряхнул головой, не позволяя себе думать о том, что будет, если он не успеет ее найти. Сейчас ему нужен незатуманенный ум. Сейчас важно только одно — найти Куинн.

Но как? Марин волен делать все, что захочет, отправляться куда вздумается. Никто на белом свете знать не знает о его существовании. Даже в нынешнем состоянии, окончательно обезумевший и поглощенный одной-единственной страстью, сколько он протянет, прежде чем его обнаружат и выследят? Месяц? Два? Шесть? Сколько женщин еще умрет?

Почувствовав, как от головы отхлынула кровь, Эрик наклонился вперед. Думать надо. Должен быть какой-то ответ, какой-то выход — только его надо найти. Даже в самом хаосе всегда отыщется какая-нибудь закономерность. Куда мог отправиться Марин?

Вой сирен сначала был едва слышен. Эрик медленно повернул голову, чтобы определить, откуда доносится этот звук, и заметил, что тот становится все громче и громче.

— Черт! — пробормотал он и резко заторопился, обшаривая комнату. Кто знает, едет ли полиция именно сюда или просто так, мимо, но ни в коем случае его не должны найти здесь. Еще рано. Время Куинн стремительно утекает, у нее нет времени ждать, покуда он сумеет все объяснить властям.

За тридцать секунд поиска никакого револьвера не обнаружил. Должно быть, Марин забрал его с собой. Упав на колени, Эрик принялся обшаривать тело Ричарда Прайса в поисках оружия. Нашел кобуру, но она оказалась пуста.

— Нет!

Эрик отшатнулся, еле успев уклониться от свирепого удара кулаком прямо в лицо. С бешено бьющимся сердцем он все отползал и остановился, лишь натолкнувшись спиной на стойку посреди кухни.

Из горла Прайса вырвался протяжный вопль, скорее, даже вой — еле слышный, но исполненный безграничного, немыслимого отчаяния. Еще через несколько секунд генерал открыл глаза и приподнял голову.

— Вы не мертвы? Почему? — спросил Эрик, но тут же понял, как же очевиден ответ. А зачем было Марину его убивать? Он хотел, чтобы Прайс остался жить — и помнил, что сам стал причиной смерти своих родных. Чтобы он провел оставшиеся годы жизни, гадая, что именно Марин сделал с его дочерью, прежде чем убить ее.

Эрик подполз к лежащему и, схватив его за отвороты пиджака, оторвал от пола. Сирены выли все громче.

— Поднимайся, сукин сын!

Тело Прайса висело все так же безжизненно, но в глазах появились искорки сознания.

— Живо поднимайся! — завопил Эрик, рывком пытаясь поставить Прайса на ноги. Тот закачался, но, судя по всему, мог стоять и передвигаться сам.