Элий смотрел на ребёнка – и не верилось: неужели этот крошечный комочек – его сын? Откуда он взялся? Из небытия? Из ничего? Из той тьмы, куда мы уйдём после смерти? Той тьмы, которую видят боги, когда слепнут. И в этой тьме мы встретимся вновь и не узнаем друг друга. Или мир тот запредельный – пересадочная площадка из одной жизни в другую, там тесно, там не задерживаются и, получив глоток забвения, торопятся начать новый круг. О чем это он? Смотрит на ребёнка и думает о тьме!

– Боюсь брать его на руки, – прошептал Элий. – Знаешь, когда я его поднял с земли, меня охватил такой страх.

– Да, ведь ты никогда прежде не держал на руках ребёнка. – И замолчала, сообразив, что сказала бестактность.

Малыш, будто почувствовал неладное, заплакал, призывая. Их обоих. Ведь они трое теперь в одном мире – мире бытия. Его слабое «ла-ла» – ещё и не настоящий плач, будто рассказ о чем-то важном, рассказ, в котором буквы не сложились в слова. Какие-то потусторонние причитания. При звуке этого плача людей охватывает тревога. Одни стремятся на крик, другие бегут прочь. Но редко кто остаётся равнодушным.

– Я увижу Постума. Я обещаю. И все ему объясню, – прошептал Элий, прижимая к себе Летицию. – Увезу его из Рима. Да, я решил. Он будет с нами. Навсегда. А Рим пусть достаётся Бениту. – А маленький Тиберий плакал все громче. – Ты видишь будущее. Ну так загляни в него, и ты увидишь, что с ним все будет хорошо.

– Да, я вижу будущее, – прошептала Летиция. – Я вижу юношу, который едет по Риму на колеснице, – прерывающимся голосом произнесла Летиция.

– И что?

– Он едет в сенат, – голос Летиции был едва слышен.

– Это Постум?

Она кивнула.

– На колеснице? – Элий улыбнулся. – Что за причуда? Впрочем, быть может, даже оригинально – на колеснице в сенат. – Он засмеялся и затряс головой. Ему понравилось странное предсказание Летиции.

Она же не смеялась. Напротив – кусала губы.

– Он должен остаться в Риме, – сказала она. – Должен остаться императором.

Элий взял малютку Тиберия на руки, принялся баюкать. Но тот не переставал плакать.

– Э, да он мокрый. Вот и ответ. Ответ всегда простой. Дай я его попробую перепеленать. Но почему ты против похищения Постума? Прежде ты так этого хотела. Мы могли бы уехать в Новую Атлантиду.

– Я не могу объяснить. Ничего не могу объяснить. – Летиция отвернулась. – Но… ты уже принял решение, Элий. Ты оставил Постума в Риме. Дорога выбрана. И надо по ней идти.

Тиберий, освободившись от ненавистных пелёнок, тут же перестал плакать.

– Но я что-то должен сделать для Постума…

– Должен, – эхом отозвалась Летиция. – Ты должен его увидеть.

Во сне она опять говорила с Постумом.

– Постум, мальчик мой дорогой… – Голос Летиции предательски задрожал. – Я люблю тебя.

– Мама!

– Я боюсь, что мои сны могут прекратиться.

– Ты оставляешь меня?

– Нет. Но как только я начинаю говорить с тобой, я просыпаюсь. Наши разговоры стали такими короткими.

– Я заметил. Но все равно, говори, я слышу тебя.

– Это очень важно. Помнишь, я говорила тебе о заводе во Франкии?

– Помню.

– И те деньги, они теперь твои. Ты должен оплачивать счета этого завода. Но никто не должен знать об этом. Ты сможешь?

– Смогу.

– Ты у меня умный.

– Хватит, хватит, я не хочу о делах.

– Это очень важно.

– Понял. Но я не хочу о делах…

– О чем же ты хочешь говорить?

– Я…

Сон прервался…

Ну вот, опять! Стоит сказать несколько слов, и разговор прерван. И снова так тяжело заснуть. С некоторых пор Летицию начала мучить бессонница. Измучившись среди обжигающих простыней, она выходила в атрий. Здесь, в нише по правую руку от бронзовой Либерты, теперь появилась мраморная статуя Постума. Намеченные резцом завитки волос скульптор позолотил, и казалось, что голова мраморного малыша покрыта золотым пушком. Летиция взяла мраморную ручонку в свои ладони. Какие холодные пальцы. Их надо согреть. И она стала дышать на мраморные пальчики, согревая.

Быть может, её малыш в Риме почувствует её дыхание.

«Поскольку бывший Цезарь не является даже римским гражданином, то его сын, родившийся в 4-й день до Нон ноября 1979 года, наследует статус матери. Младенец Тиберий Всеслав Перегрин является римским гражданином и принадлежит к сословию всадников, к которому принадлежит по своему происхождению Летиция Кар. Титул Августы, который она носит, пожалован лично ей».

«Акта диурна», 15-й день до Календ декабря[63]

Постум сидел в своём таблине и читал нудные книги, которые приносил Местрий Плутарх. Он читал их день, два и три. Ему приносили какие-то бумаги. Он их подписывал, не глядя. Потом приходили слуги, наряжали его в пурпур и вели в курию. Он сидел там. День, два, три, сколько положено. Он передразнивал отцов-сенаторов, строил им рожи и показывал язык. Но все равно на заседаниях было ужасно скучно.

По вечерам он лежал в своей постели и смотрел на золотую статую Фортуны, стоящую у изголовья. Он закрывал глаза и пытался представить, что это его мама. Но не представлялось. Он отворачивался от статуи Фортуны, и слезы сами катились из глаз.

– Почему ты плачешь, Август? – спрашивал толстенный змей, лежащий подле кровати.

– Хочу, чтобы меня погладили по голове, Гет, – всхлипывая, отвечал Постум.

И змей гладил его по голове хвостом. Постум закрывал глаза и пытался представить, что это мама гладит его по голове. Но нет, даже с закрытыми глазами он знал, что это Гет, бывший гений, безуспешно пытается действовать хвостом, как ладонью.

– Прекрати! – кричал Постум. – У тебя не рука, а весло.

– Это хвост, а не весло, – обижался Гет. – Попробовал бы ты обходиться вместо двух рук и двух ног одним хвостом.

– Все равно прекрати!

– Какие-то проблемы? – насторожился Гет. – Опять задачу по математике не мог решить? Да? Давай помогу. С математикой у меня лады. Хотя гении и не посещают школ. Но от природы у них у всех прекрасные математические способности, чего нельзя сказать о людях. Ах, если бы люди умели хорошо считать, проблем у них было бы куда меньше.

– С математикой у меня хорошо.

– Тогда сочинение? Вот тут, прости, ничего не могу поделать. Сочинитель из меня никудышный. Но можно позвонить прабабушке Фабии по телефону. Разумеется, библионы сочинять куда проще, чем школьные сочинения, но ради правнучка Фабия постарается.