Любутском, и сам Родослав попался в плен. Престарелый Олег только несколькими днями пережил это поражение (1402). Еще прежде того князь принял иноческое звание с именем Ионы, а перед смертью он посхимился. Олег погребен в Покровском солотчинском монастыре, который был основан им самим верстах в пятнадцати от стольного города на левом берегу Оки, при впадении в нее Солотчи, посреди зеленых рощ.

После Любутского поражения некоторые северские князья, зависимые от Олега, сделались подручниками Витовта. Вместе со смертью Олега рушилось и единение рязанских уделов. В Муроме водворились наместники великого князя Московского, а Пронск возобновил свое старое соперничество с Рязанью. Тогда Рязань, подобно Твери, должна была примкнуть к тому или другому сильному соседу. И тут мы видим то же колебание между Москвой и Литвой. Старший сын и преемник Олега, Феодор, женатый на Софье, дочери Димитрия Донского, сначала признал себя подручником, или, как выражались грамоты, младшим братом своего шурина Василия Дмитриевича Московского, и только с его помощью отстоял свой наследственный стол от притязаний пронского князя (Ивана Владимировича). Но по смерти Федора Ольговича (около 1427 г.) сын и преемник его Иван Федорович в малолетство великого князя Московского Василия II, судя по договорным грамотам, признал себя не только подручником, но и слугой Витовта. По смерти этого последнего, во время наступивших в Литве смут, Рязань освободилась от литовской зависимости. В то же время возникшее в Москве междоусобие Василия II с дядей Юрием и его сыновьями, казалось, давало рязанскому князю возможность воротить себе независимость и с другой стороны. Однако этого не случилось. И Рязань и Пронск, в качестве подручников, примыкают то к Василию, то к Юрию, смотря по тому, кто владел Москвой. Впрочем, незаметно, чтобы рязанцы принимали деятельное участие в этом междоусобии. Когда же Василий Темный окончательно утвердился на московском столе, то он укрепил Ивана Федоровича новым договором (1447). Любопытно, что по этому договору рязанский князь признает Василия своим старшим братом, Ивана Андреевича Можайского равным, а Михаила Андреевича Верейского и Василия Ярославича Боровского младшими. Зависимость от Москвы главным образом выражалась обязательством подавать военную помощь и вообще относительно соседей действовать по думе с великим князем Московским.

Подчинение Москве Иван Федорович выразил весьма наглядно тем, что при смерти своей (1456) он завещал Василию Темному на соблюдение Рязанское княжество вместе с восьмилетним сыном Василием, конечно, по малолетству этого последнего. Великий князь взял мальчика на воспитание к себе в Москву, а в рязанские города и волости послал своих наместников.

Хотя некоторое колебание Рязани между литовской и московской зависимостью напоминает Тверь, но с той разницей, что здесь еще сильнее обнаружилось преобладание московского тяготения над литовским. Кроме общих причин, единоплеменности, единоверия и влияния митрополитов, такому преобладанию способствовали также постоянные столкновения в Северском крае на западных рязанских границах, мало определенных и нередко менявшихся; эти столкновения питали сильные неудовольствия между Рязанью и Литвой. Была и еще одна важная черта отличия между Тверью и Рязанью — это разные отношения к татарам, обусловленные неодинаковым географическим положением того и другого княжества. Между тем как Тверское княжество имело сравнительно небольшой объем, лежало довольно глубоко на север, со всех сторон было окружено русскими областями и со второй половины XIV века почти не знало татарских разорений, Рязанская земля на своих обширных юго-восточных пределах была совершенно открыта нападениям степных кочевников. Дань, платимая рязанскими князьями в Орду, не мешала этим кочевникам время от времени совершать губительные набеги на их землю, жечь, грабить и выводить из нее толпы пленников. Из целого ряда таких нападений, приводимых летописями, остановим внимание на следующем.

В 1444 году пришел на Рязань ордынский царевич Мустафа с татарской ратью, пограбил волости и села и, остановившись в степи, послал сказать рязанцам, что они могут выкупить у него пленников. Те действительно их выкупили. Вскоре Мустафа опять пришел в Рязань, но уже с миром и с намерением провести в ней зиму, потому что в степи оставаться было невозможно; осенью она вся погорела пожаром; зима настала самая жестокая, с глубокими снегами и сильными вьюгами; лошади татарские попадали от бескормицы, а всадники мерзли от холода. Мустафа, неизвестно почему, был впущен в Переяславль-Рязанский без сопротивления; татары его расположились отчасти в городе, отчасти в окрестностях. Когда узнали о том в Москве, Василий Темный послал на Мустафу воевод Василия Оболенского и Андрея Федоровича Голтяева со своей дружиной, к которой присоединился отряд мордвы на лыжах. Рязанцы выслали царевича из Переяславля, и он, кое-как укрепившись на берегу Листани, верстах в десяти от города, приготовился к отчаянной обороне. Нападение произведено было с двух сторон: с одной — московская пехота, вооруженная ослопами, топорами и рогатинами; с другой — мордва и рязанские казаки на лыжах с копьями, рогатинами и саблями. Сопротивление, оказанное татарами, достойно было лучших времен их славы. Цепенея от холода, лишенные возможности бросать свои меткие стрелы, они защищались рукопашным боем, резались крепко и не сдавались в плен; наконец, подавленные числом, неприятели большей частью были перебиты, и сам Мустафа пал в сече со многими мурзами. Это известие летописей о приходе Мустафы любопытно еще потому, что здесь они впервые упоминают о «казаках». По всем признакам, то было легкое войско, которое противополагалось пешей тяжелой рати. Вероятно, такое войско первоначально образовалось именно из тех сторожевых поселений (станиц), которые устанавливались в степных местах для обороны пределов и для наблюдения за татарами. Во всяком случае, помянутые рязанские казаки принадлежали к так называемому служилому сословию. А их имя, конечно, одного происхождения с татарскими казаками или кайсаками, как называлась в Орде наиболее бедная часть кочевников[59].

Ко времени Василия II относится начало особого царства Казанского, которое более ста лет было беспокойным соседом России.

Осенью того же 1445 года, в котором великий князь был в плену у царя Улу-Махмета, орда этого последнего из Курмыша двинулась далее на восток. В это именно время, по некоторым известиям, Улу-Махмет с одним из своих сыновей, Юсупом, пал от руки старшего сына Махмутека, который вслед за тем является ханом в Казани. То был старый болгарский городок, расположенный на левой стороне Волги. Он упоминается в числе городов, взятых войском Василия Дмитриевича в походе 1399 года. Теперь им владел какой-то татарский князь, которого русская летопись называет Либей (Али-Бек?). Махмутек убил Либея и сам утвердился в Казани. Вскоре этот свирепый энергический хан успел скопить вокруг себя большую орду и