поражения в 1860 году в войне с Англо-Французами. Притом тогда не была еще подавлена в Китае грозная инсуррекция Тайпинов и вскоре вспыхнуло восстание Дунган. Казалось, для нынешней Маньчжурской династии, восседающей с 1644 года на престоле Китая, пробил роковой час, но не тут-то было. Верный своей традиционной политике пассивного выжидания и сопротивления, Китай понемногу справился с инсургентами, как на юге, так и на западе империи, обзавёлся поставками вооружения из Европы и потребовал от нас обещанного возвращения Кульджинского края. После долгих переговоров это край был нами возвращён обратно. И этот лёгкий успех ещё более подзадорил китайцев, принимая нашу уступчивость им за боязнь и бессилие. Они, особенно в последние годы, сделались чересчур заносчивы и высокомерны даже в пограничных с нами контактах. Я не говорю уже про Амурский край, сопредельный враждебной нам Манчжурии, – там наглые выходки китайцев по временам совершенно невыносимы. Но даже со стороны Монголии и притяншаньских земель, где власть китайская еле держится, – и там китайцы с невообразимым нахальством, а главное безнаказанно, сплошь и к ряду оскорбляют как наших пограничных начальников, так и наших консулов, не соблюдают условий трактатов, тормозят торговлю и творят другой произвол.

Наш престиж, уже достаточно пошатнувшийся из-за уступки Кульджи, падает с каждым годом особенно в приграничных местностях, что автоматически приводит к росту авторитета китайской власти. В высших правительственных сферах Китая, подстрекаемых третьими странами, уже не скрывают желания померяться с нами на поле брани и заранее предсказывают результаты китайских побед. Словом, пресловутая двухсотлетняя дружба, несмотря на все наши старания продлить ее, хотя бы ценой уступок и поблажек, все-таки висит на волоске, который не сегодня завтра может порваться.

Нужно учесть, что Китай никогда не имел и ныне вовсе не имеет искреннего желания вступить в близкое сотрудничество с иностранцами. Наоборот, избавиться от «заморских дьяволов» и жить по-прежнему, изолированно, вот заветная мечта всего Китайского народа и его правительства.

Отчасти это и резонно, если вспомнить каким несправедливостям и нападкам подвергается Китай со стороны Европейцев, начиная от привилегированного здесь положения всех иностранцев вообще и затем миссионеров, которые, уклоняясь от истинных принципов своей пропаганды, создают государство в государстве, до торговой эксплуатации и насильственного ввоза опиума, отравляющего цвет китайского населения.

На Россию, собственно говоря, ни в чем подобном Китай не может пожаловаться. Мы всегда были слишком уступчивыми и добрыми для него соседями. Даже занятие нами Амурского края не было особенною наглостью с нашей стороны, ибо край этот был мало заселённый местными жителями и фактически никогда китайцам не принадлежал.

Тем не менее, как выше сказано, Китай и относительно нас держится самой неблагодарной, если можно так выразиться, политики. Хотя договорами, заключёнными в текущем полустолетии мы значительно расширили свои торговые права и дипломатические сношения со Срединной Империей, получили разрешение содержать своего представителя в Пекине, а консулов в открытых Европейцам портах и в некоторых городах ближайших к вашей сухопутной границе, но практические результаты таких успехов весьма невелики.

Ссылаясь напрофессора Мартенса, специалиста того времени, Пржевальский делал вывод, что международноеправо не может применяться в отношениях с полудикими народами, ввиду их низкой образованности. Им нужна наглядная, видимая сила, которую они только признают и уважают. Применимо к Китаю того времени: чувствуя внушаемую силу морских держав, он поджимает пред ними хвост и, наоборот, видя уступчивость России, ощетинивается в эту сторону. К тому же преобладающее в Пекине влияние иностранцев и вероятные интриги некоторых из них ещё более парализуют наше положение в Небесной Империи.

Есть также мнение, что Китай косвенным образом помогает России, сдерживая под своей властью народности Центральной Азии, но такой взгляд ошибочен. Номады-монголы в настоящее время не могут быть нам, хотя сколько-нибудь опасны, владычество же Китайцев над магометанским населением Центральной Азии, ведёт не к успокоению этого населения, а к новым восстаниям, которые при удачном их исходе, смогут до известной степени мутить и магометан в сопредельных наших владениях.

По поводу торговли, конкуренции в ней и причин слабости её развития

Пржевальский обращает внимание на то, что морская торговля Великобритании с Китаем растёт так быстро, что её ежегодный оборот уже представляет солидную цифру. Англия, в то время, занимая первое место в торговле с Китаем, и стремилась не допустить потери своих преимуществ на Дальнем Востоке [648]. И, если весь приморский Китай никогда не может сделаться российским рынком, то в застенных владениях Китая и даже в собственных северо-западных его провинциях Гань-су и Шан-си, где торговля издавна направляется к Монголии и Тибету, она имеет возможность развить и упрочить свои торговые операции, – отмечает он.

К таким причинам, действующим извне, помимо непосильной конкуренции морских держав, двигающих громадными капиталами и наводняющих открытые китайские порты своими дешёвыми товарами, следует причислить, прежде всего, недобросовестное отношение самих Китайцев к торговым с нами трактатам и те притеснения, которым подвергаются от китайской администрации наши торговцы со стороны сухопутной границы.

Так, Маньчжурия для нашей торговли фактически вовсе заперта, несмотря на то, что ещё Айгунский трактат 1858 года разрешил нам свободное плавание по реке Сунгари. В Монголии же, помимо транзитной чайной торговли, исключительно направляющейся в Кяхту, наша торговля с номадами крайне затрудняется торговыми здесь компаниями китайских (преимущественно шань-сийских) купцов. Эти компании имеют каждая определённый район, и помимо поставки более дешёвых, приспособленных ко вкусу и потребностям Монгола товаров, находятся в согласии с местной китайскою администрацией, так что почти исключают возможность конкуренции с нашей стороны.

Наконец, в Восточном Туркестане, где китайская торговля ничтожна, а наша всего более развита, благодаря давнишнему тяготению этой страны к бывшему Кокандскому ханству, то есть к нынешней Ферганской области, китайцы самым бессовестным образом сплошь и рядом теснят русскую торговлю и даже совершают насилия над нашими, подданными. Несколько улучшилось подобное положение лишь с учреждением русского консульства в Кашгаре. Вообще, для преуспевания нашей торговли в застенном Китае, помимо уже имеющихся здесь консульств: в Урге, Чугучаке, Кульдже и Кашгаре – следовало бы учредить и новые в важных для торговых операций пунктах.

Но есть и объективные причины слабой русской торговли, как в Центральной Азии, так и в других местностях Китая. Ими являются: отсутствие крупных капиталов, недостаток солидных торговых фирм и широкой инициативы в этом деле вообще.

Конечно, вопрос о развитии нашей торговли с Китаем потребует многостороннего обсуждения специалистов, но наперёд можно сказать, что постановка этого дела на более широких и прочных чем теперь основаниях немыслима без коренного изменения наших отношений к Срединной Империи. К сожалению, выгодное разрешение многих здесь неудобств