— Растите, люди!

— Что?

— Вот их мечта. Чтобы люди вели себя по-взрослому, а не как злые дети на школьном дворе.

— Мама знает лучше?

— Да… Я уверен в этом.

— Так ты именно так видишь их? Хоть и называешь ведьмами.

— Это хорошее слово. Ведьмы ведают загадочные вещи.

— И ты не веришь, что это просто долгое жесткое обучение плюс спайс и Агония?

— Что вера может с этим поделать. Неизвестность порождает собственную мистику.

— Но ты не считаешь, что они дурачат людей, заставляя их исполнять чужую волю?

— Наверняка это так.

— Слова — оружие. Голос. Штамповка…

— Никто так не красив, как ты.

— Что такое красота, Дункан?

— Есть, конечно, красота в различных стилях.

— Она именно так и сказала: «Стили основываются на воспроизводящих корнях, лежащих настолько глубоко в нашем расовом псише, что мы не осмеливаемся убрать их». Так что они собирались сунуться и сюда, Дункан.

— Может, их что-то испугало?

— Она сказала: «Мы не ввергнем наших потомков в то, что считаем бесчеловечным». Они судят, они и осуждают.

Он подумал о чужих фигурах видения. О Лицевых Танцорах. И спросил:

— Как аморальные тлейлаксианцы? Аморальные — значит не человечные.

— Я почти различаю тиканье вертящихся в голове Одрейд шестеренок. Она и ее Сестры: они смотрят, они слушают, они готовят любую реакцию, вычисляют все.

Ты этого хотел, дорогой? Он попал в ловушку. Она была права и ошибалась. Цель оправдывает средства? Но как он мог оправдать потерю Мурбеллы?

— Ты считаешь их аморальными? — спросил он.

Но она будто и не слышала:

— Всегда спрашивают себя, что теперь надо сказать, чтобы добиться желаемой реакции.

— Какой реакции? — Может она услышать его боль?

— Ты не узнаешь, пока не будет слишком поздно, — Она повернулась, взглянув на него — совсем как Чтимые Матры, — Знаешь, как они поймали меня?

Он не мог подавить осознания того, насколько жадно Сторожевые Псы набросятся на ее последующие слова.

— Меня подобрали на улице после чистки Чтимых Матр. Кажется, вся эта чистка затевалась лишь из-за меня. Моя мать была крайне красива, но для них слишком стара.

— Чистка? — Сторожевые Псы захотят, чтобы я спросил.

— Они проходили по местности, и там исчезали люди. Ни тел, ничего. Пропадали целые семьи. Объяснялось это наказанием за подготовку покушений на них.

— Сколько тебе было?

— Три… ну, четыре. Я играла с подружками на поляне под деревьями. И внезапно послышался громкий шум и крики. Мы спрятались в расселине за камнями.

Он был захвачен видением той драмы.

— Затряслась земля, — она ушла в воспоминания, — Взрывы. Потом стало тихо, и мы вылезли. Весь край, на котором стоял мой дом, превратился в воронку.

— И ты осиротела?

— Я помню своих родителей. Он был большим, крепким мужиком. А моя мать, видимо, работала где-то служанкой. Они носили форму на работе, и я помню ее в этой форме.

— Почему ты так уверена в смерти родителей?

— Наверняка я знаю, что была чистка, но она везде и всегда одинакова. Крик, бегущие люди. Мы были перепуганы.

— Почему ты думаешь, что причина чистки заключалась в тебе?

— Это на них похоже.

Их. Какую победу наблюдатели увидят в одном единственном слове.

Мурбелла все еще была захлестнута воспоминаниями:

— Думаю, мой отец отказался уступить Чтимой Матре. Это всегда считалось опасным. Большой, красивый мужчина… сильный.

— И ты ненавидишь их?

— Почему? — Удивление его вопросом, — Если бы не это, я бы никогда не стала Чтимой Матрой.

Ее бессердечность ошеломила его.

— Значит, это стоит чего угодно!

— Любовь моя, тебя возмущает причина моего нахождения на твоей стороне?

Туше!

— А тебе не хотелось бы, чтобы все произошло какнибудь иначе?

— Все уже произошло.

Столь крайний фатализм. Он не подозревал его в ней. Может, он был обусловлен общением с Чтимыми Матрами или чем-то из арсенала Бене Джессерит?

— Ты была просто ценной находкой для их конюшен.

— Верно. Соблазнялки, так они нас звали. Мы рекрутировали ценных самцов.

— И ты тоже.

— Я многократно окупила их вложения.

— Ты понимаешь, как это будет интерпретировано Сестрами?

— Не придавай этому большого значения.

— Так ты готова поработать над Скитейлом?

— Я не говорила этого. Чтимые Матры манипулировали мною без моего на то согласия. Сестры нуждаются во мне и хотят использовать так же. Цена моя будет высока.

Секунду он говорил с пересохшим горлом.

— Цена?

Она пристально взглянула на него:

— Ты, ты просто часть моей цены. Не работа над Скитейлом. И большая прямота, которую они так любят, относительно причин моей необходимости для них.

— Осторожно, любимая. Они ведь могут и сказать.

Она бросила на него взгляд, достойный Бене Джессерит.

— Как ты сможешь восстановить память Тега, не причинив боли?

Черт! А он только подумал, что на эту скользкую тропку они не встанут. Выхода нет. В ее глазах читались догадки.

Мурбелла подтвердила их:

— Поскольку я не соглашусь, уверена, ты обсудил этот вопрос с Шианой.

Ему оставалось лишь кивнуть в ответ. Его Мурбелла разобралась в Сестринстве глубже, чем ему казалось. И она знала, как его многочисленные воспоминания гхол были восстановлены штамповкой.

Он внезапно увидел ее в качестве Преподобной Матери и чуть не закричал, протестуя.

— Чем ты в этом отличаешься от Одрейд? — спросила она.

— Шиана училась на Штамповшицу, — слова его казались самой пустотой.

— От моего обучения это отличается?

В нем вспыхнул гнев.

— Ты предпочитаешь боль? Как Белл?

— Ты предпочитаешь защиту Бене Джессерит? — Голос, как нежные сливки. Он почувствовал отдаленность в ее голосе, словно она уже превратилась в холодную наблюдательницу из Сестринства. Они замораживали его любимую Мурбеллу! Хотя в ней еще оставался огонек. Это обнадеживало. Она дышала здоровьем, особенно став беременной. Сила и непосредственная радость жизни. Вот что цвело в ней. Сестры отберут и задушат это.