Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я наморщила лоб.
— Ты имеешь в виду, что за мной всю мою жизнь наблюдал погребённый дух?
— Для твоей защиты. Это хорошо.
Хорошо, но тревожно.
Так тревожно.
— У тебя никогда не было странных снов, которые не были похожи на твои собственные?
Я слегка дернулась.
— У тебя были, не так ли?
— Каджика сказал мне, что духи Готтва могут общаться с людьми в царстве снов.
— Он всё ещё не знает, что его дух Готтва — Неблагой, не так ли?
— Я ему не говорила.
— Надеюсь, Негонгва наставил его на путь истинный, теперь, когда он проснулся.
Двухсотпятидесятилетний старик вышел из гроба, наполненного заколдованными лепестками роз, как человек, вышедший из расслабляющей ванны. Как я надеялась, что никто не был поблизости и не видел.
— Он действительно проснулся?
— Он действительно проснулся.
Я слегка вздрогнула.
Если бы мне когда-нибудь удалось вернуться в Роуэн, как бы выглядел мой мир?
ГЛАВА 53. ЛЮБОВНОЕ ЗЕЛЬЕ
Высадив меня на вечеринке, Круз ушёл со своей матерью и Грегором, чтобы обсудить стратегию боя. Мой будущий муж всё ещё играл роль лакея Лио. И хотя он проявил ко мне немного нежности там, в клетке, когда уносил моё разбитое тело, он снова вёл себя холодно и высокомерно.
Сегодняшняя вечеринка проходила в недрах дворца, в обширной комнате под тронным залом. Ландшафтная смесь суккулентов лавандового и нефритового цвета покрывала все четыре стены, в то время как лианы, увитые розами, бледными, как сливки, и большими, как водяные лилии, тянулись по потолку, разделяя просторную комнату. Бумажные фонарики абрикосового цвета дрейфовали между скоплениями говорливых фейри, отбрасывая неглубокие лужи света на их сверкающие драгоценности и прозрачные наряды конфетного цвета.
Я стояла в тёмном углу комнаты, как тихоня. Где моя прежняя дерзость? Я больше не хотела быть здесь; я больше не хотела никому ничего доказывать; Я хотела уйти в квартиру Круза, сесть в своё желтое кресло и раскачиваться следующие четыре дня.
— Ты можешь отвезти меня домой? — я спросила Доусона, которому Круз доверил меня по прибытии.
Он качал головой в такт навязчивой песне, исходящей из хора гибких полуобнаженных женщин.
— Ты хочешь уйти?
Я кивнула, мои нервы были так же напряжены, как сплетение лиан над головой.
— Но ты только что пришла сюда, — он сдул свою длинную свётлую челку с глаз. — К тому же, это в твою честь.
— Катири! — из толпы донёсся скрипучий голос, сопровождаемый изящным взмахом руки. — У-у-у!
Теперь, когда Анджелина заметила меня — и предупредила половину комнаты о моём присутствии, — больше не было возможности сбежать. Дерьмо.
— Эйсу так повезло, — пробормотал Доусон. — Она такая красивая.
Анджелина прокладывала путь сквозь толпы людей. Как обычно, на ней был наряд, обнажавший её подтянутый, округлый живот.
— Насколько прекрасна эта вечеринка?
Пытаясь притвориться, что все на меня не пялятся, я сказала:
— Это… что-то, — в то время как Доусон выпалил. — Она почти так же прекрасна, как и ты, Анджелина.
Комплимент подогрел и без того яркое самолюбие Анджелины. Она рассмеялась.
— Ты милый, — она ущипнула пылающую щеку Доусона. — Как тебя зовут?
Доусон выпрямился, как защелкнувшийся браслет.
— Доусон. Меня зовут Доусон. Я сын Вероли и лицензированный водитель руны. Если тебе когда-нибудь понадобится водитель, ты можешь позвать меня.
Анджелина ещё немного пощебетала, а затем взяла меня под руку и потащила в толпу.
— Он милый, как щенок, не так ли? Я хотела бы завести щенка, но животные из вашего дома не могут выжить в нашем. Жаль, да?
Я оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что Доусон остался со мной. Несмотря на то, что его глаза были опущены, он следовал за мной по пятам.
— Есть кое-кто, кто продолжает приставать ко мне с просьбой об аудиенции с тобой. Очевидно, вы встречались на Земле? — ноги Анджелины, должно быть, не касались земли, потому что её голова была на одном уровне с моей. — Она действительно утомительна, но я обещала ей пару минут твоего времени.
Как мило со стороны Анджелины управлять моим социальным календарём.
Мы остановились перед женщиной, чья кожа была такой тёмной, что, казалось, поглотила весь свет в комнате. Только её глаза были яркими, паутина янтарно-зелёного цвета, которая соответствовала изумрудной нити, обвитой вокруг чёрной косы, которую она носила как корону.
— Катори Прайс.
Её имя ударило мне в мозг, как обломки смерча.
— Патила, — в последний раз, когда я видела её, она обожгла три моих пальца волшебным огнём. — Приятно встретить тебя здесь, — пробормотала я, оглядываясь вокруг в поисках дружелюбного лица… Ну, более дружелюбного.
— Не могли бы мы поговорить наедине?
Я не была уверена, кого она спрашивала — меня или Анджелину.
— Я… я…
Анджелина тряхнула волосами.
— Хорошо, но не более пяти минут. Катири предстоит сделать ещё много раундов. В конце концов, она сегодня настоящая звезда. Выжившая в куполе.
Она подмигнула мне, как будто выживание в куполе было какой-то глупой игрой, а не смертельным наказанием.
— Пойду, принесу нам выпить, — она отпустила мою руку и растворилась в толпе.
Патила уставилась поверх меня на Доусона.
— Ты можешь сказать своему другу, чтобы он тоже ушёл?
— Я бы предпочла, чтобы он остался.
— Я не причиню тебе вреда.
Я фыркнула.
— Ты всё ещё носишь метку фейри. Только этот фейри может убить тебя.
— Некоторые вещи хуже смерти.
— Зачем мне причинять боль почётному гостю? Я окажусь в куполе, из которого, в отличие от тебя, скорее всего, я не выберусь.
Моя пыль кружилась в своих направлениях под моим ожерельем, как будто напоминая мне о своём присутствии. Моя пыль. Когда я перестала думать о ней как о собственности Стеллы? Я повернулась к Доусону.
— Дай мне минутку, хорошо? Через минуту присоединяйся ко мне.
Он изучил суровое лицо Патилы, прежде чем сказать:
— Если ты причинишь ей боль, Эйс убьёт тебя.
— Я в этом не сомневаюсь.
Патила повела меня обратно к тёмным углам комнаты, подальше от толпы и плавающих бумажных фонариков.
— Все, кажется, убеждены, что Эйс заклеймил тебя, но я помню твою метку. Это была буква V. Не буква W.
От её намёка по мне пробежал холодок.
— Ты, должно быть, пропустила одну V.
— Я ничего не пропускаю.
Она приблизила своё лицо к моему и понизила голос. Пьянящий аромат туберозы поднимался от её гладкой кожи, как дым, и проникал в мои раздувающиеся ноздри.
— Когда Круз