с ним события. Через семь дней Кэ окончательно попрощался с семьей и через мгновение умер.

Мой старший брат состоял на службе в управе Суйчжоу и был прекрасно осведомлен обо всем случившемся.

Дыни на блюде

Цзаньский гун и военный наместник в Лочжоу (на территории совр. пров. Сычуань) Доу Гуй от природы любил убивать. Когда он был помощником главы временной администрации Ичжоу (г. Чэнду в совр. пров. Сычуань), то без числа казнил начальников и рядовых воинов, а также погубил самого главу временной администрации Вэй Юнь-ци.

Зимой второго года под девизом правления Надежное призрение (628) Гуй заболел в Лочжоу очень тяжелой болезнью. Вдруг он воскликнул:

— Кто-то принес мне дыни!

Приближенные сказали, что теперь зима и никаких дынь нет и в помине. Однако Гуй вновь воскликнул:

— Блюдо прекрасных дынь! Как вы можете ничего не видеть?!

Потом он поднял взор, полный ужаса, и возопил:

— Это не дыни! Это — человеческие головы! И все они требуют мою жизнь в уплату за свои!

И еще он сказал:

— Помогите мне подняться навстречу главе Вэю (Вэй Юнь-ци)!

Замолкнув, он умер.

Слушание по делу Ван Шоу в загробном суде

Помощник начальника отдела по наложению наказаний в ведомстве государственных дел Сун Син-чжи был из Болина. Он не верил в Будду и говорил о нем с пренебрежением. В пятом месяце второго года под девизом правления Вечное великолепие (651) заболел и умер Ван Шоу — советник первого класса по судебным делам ведомства государственных дел. Через два дня Шоу вернулся к жизни и рассказал следующее.

Сразу после смерти ему явились четыре стражника и объявили:

— Мы пришли за Вами!

Шоу в сопровождении стражников вошел в большие ворота и увидел внушительных размеров приемное помещение, обращенное к северу. В западной части помещения на возвышении сидел толстый чиновник черен лицом (Ямараджа). В восточной части, также обратясь лицом на север, сидел монах, похожий на чиновника. У каждого было ложе с подушкой и длинный стол. При них была свита числом более двух сотен, юные или постарше, но все красивой наружности. У помоста восседал секретарь, отвечающий за документы. Рядом, обратясь лицом к западу, стоял господин, связанный и в шейной колодке-канга. Шоу вошел в присутствие и был тотчас связан. Секретарь взял бумагу, кисть и спросил Шоу:

— В восемнадцатом году под девизом правления Надежное призрение (644) Вы служили судебным делопроизводителем в Чанъани. Почему Вы подменили протокол по делу Ли Сюй-да?!

— Я действительно занимал место судебного делопроизводителя в Чанъани, — отвечал Шоу. — На этой должности я был в шестнадцатом году под девизом правления Надежное призрение. Однако в семнадцатом году мне посчастливилось стать хранителем при управлении земледелия. Если записи были подменены в восемнадцатом году, то я здесь ни при чем.

Толстый сановник, занимающий самое высокое положение в казенном учреждении, прочитал показания Шоу. Он обратил взор на пожилого пленника, стоящего в восточной части у помоста.

— Почему Вы наводите напраслину на невинного? — грозно спросил он.

— Я, Сюй-да, так и не смог воспользоваться отмеренным мне сроком жизни, — отвечал пленник. — И все из-за этого Шоу, подменившего протокол! Дайте мне еще пожить! Я бы не посмел вводить Вас в заблуждение!

В ответ на обвинения пленника Шоу возразил:

— Верительная бирка, подтверждающая вступление в должность в семнадцатом году, находится у меня дома. Прошу Вас, пошлите кого-нибудь за ней!

Сановник приказал трем людям из охраны Шоу освободить его от пут и послал за верительной биркой. Когда вещественное доказательство было доставлено, сановник лично с ним ознакомился.

— Обстоятельства перевода Шоу на другую должность очевидны. Ваши обвинения несостоятельны! — сказал он старому пленнику и приказал вывести его в северные ворота.

Шоу смог увидеть, что за воротами было темно и мрачно. Там было несколько крепостей с зубцами по верху стен. Это место казалось зловещим. Сановник сделал запись в документах и обратился к Шоу со словами:

— Вы невиновны и будете отпущены на волю!

Шоу поклонился и попрощался с сановником. Служка отвел его вниз к востоку от помоста. Шоу поклонился монаху, и тот с помощью особой печати поставил метку на руке Шоу.

— Вы можете идти, — отпустил монах.

Служка вывел Шоу из восточных ворот, а потом они пошли на юг, миновав еще трое строго охраняемых ворот. Через каждые из них Шоу пропускали только после тщательной проверки метки на руке. Они прибыли к четвертым воротам с двумя башнями красного цвета. Все три двери были открыты и по виду напоминали ворота большого города. Стража была очень строгой, но после проверки метки позволила Шоу пройти внутрь. Он прошел через ворота и был всего лишь в нескольких десятках шагов к юго-востоку от них, когда кто-то несколько раз окликнул его по имени. Шоу обернулся и увидел помощника начальника отдела по наложению наказаний Сун Син-чжи. Его лицо было черным-черно; голова — не покрыта; одежды — распахнуты. На нем был темно-красный (чиновничий) совсем изношенный халат; волосы — коротко острижены и не прибраны: торчали во все стороны, как у варвара. Син-чжи стоял в присутствии у возвышения под охраной воинов. К западу от возвышения находилась большая деревянная табличка с надписью: «Этот человек прошел расследование и будет доставлен к правителю для вынесения приговора». Иероглифы были большие — более чи размером и очень отчетливы. На возвышении стояли пустующая скамейка и стол, судя по всему, предназначенные для чиновника. Син-чжи смотрел на Шоу, и во взгляде его были и радость и печаль.

— Как Вы попали сюда? — спросил он Шоу.

— Сановник вызвал меня на расследование по обвинению в подлоге протокола. Обвинение не подтвердилось, и меня отпустили домой, — ответил Шоу.

Син-чжи простер руки к Шоу и молвил:

— Я был допрошен о благодеяниях, достойных награды, а я вот этими руками не мог совершить ни единого. Если не совершил деяния, достойные награды, то попадешь на суде в положение обвиняемого. К голоду, жажде и холоду добавляются страдания, которые не выразить словами. Прошу Вас, навестите мою семью! Уговорите их совершить благие деяния ради меня!

Син-чжи униженно повторил эту просьбу много раз. Шоу попрощался с ним и тронулся в обратный путь. Не успел он пройти и нескольких сотен десятков шагов, как его вновь окликнул Син-чжи. Не успели они перемолвиться, как