территории совр. пров. Шэнси), был беден и груб: с юности не получил должного воспитания.

В десятом году правления под девизом Надежное призрение (636) он пришел в горы Хуашань нарубить дров. Там он случайно встретил монаха, сидящего в пещере в отвесной скале. Фа-и подошел и проговорил с ним допоздна. Он не мог вернуться домой и остался с монахом на ночь. Тот приготовил для Фа-и еду из веточек сосны и кипариса.

— Я, бедный праведник, живу здесь долгое время и никого не хочу знать, — сказал монах. — Когда Вы, данапати, оставите меня, не смейте никому говорить, что виделись со мною!

Монах объяснил Фа-и, что обычные люди отягощены грехами. По смерти все они рождаются на скверных стезях. Если же от чистого сердца принести покаяния, то грехи уничтожатся. Он заставил Фа-и омыть тело до безупречной чистоты, облачиться в монашеские одежды и принял от него покаяние в грехах. Утром они расстались.

В девятнадцатом году под девизом правления Надежное призрение Фа-и заболел и умер. Он был захоронен в открытом поле: семья была бедной и не имела денег на гроб. Тело Фа-и обложили хворостом, не предавая земле. Через семь дней он очнулся, разбросал хворост, встал из могилы и вернулся домой. Поначалу семья была испугана, но, убедившись в том, что он жив, обрадовалась. Фа-и рассказал о том, что с ним произошло.

После смерти за ним пришли двое. Они поднялись по воздуху в направлении на юг и прибыли к правительственным зданиям, затем вошли в большие ворота и проследовали по узкой улочке. По обеим ее сторонам были казенные учреждения с воротами напротив друг друга. Фа-и прибыл в одно из учреждений и увидел чиновника, который еще издали стал ругать конвоиров:

— Этого Чжан Фа-и из Хуачжоу должны были доставить в течение трех дней! Почему Вам понадобилось семь дней!

— В доме была злая собака, — оправдывались конвоиры. — К тому же колдун читал заклинания против духов. Нас изрядно побили!

Они обнажили свои спины, покрытые синими рубцами.

— Они должны быть наказаны за слишком долгое отсутствие, — заключил чиновник. — Дайте им двадцать ударов!

Удары были отпущены в полном количестве: кровь лилась и брызгала на землю.

— Отправьте Фа-и к регистратору! — распорядился чиновник.

Регистратор подписал и отправил надлежащие документы. Он приказал передать дело Фа-и в суд. Судья велел главному хранителю принести записи по делу Фа-и, которые составили огромную кипу и заполнили всю скамью. Главный хранитель прямо перед глазами Фа-и раскрыл и просмотрел документы. Все записи были отмечены (вычеркнуты) красной пометой. Только одна была без пометы. Хранитель переписал эту запись и прочел вслух:

— В одиннадцатом году под девизом правления Надежное призрение отец послал Фа-и на уборку хлеба. Когда Фа-и обернулся на отца, в его взгляде был гнев, и он про себя выругался. Это не есть сыновняя почтительность и заслуживает восьмидесяти ударов.

Хранитель стал заносить это решение в протокол заседания суда, но тут появился монах, с которым Фа-и прежде встречался в пещере на утесе. Монах вышел вперед, и судья поднялся ему навстречу, поинтересовавшись целью его прихода.

— Чжан Фа-и — мой ученик, — ответил монах. — Он покаялся во всех своих грехах. Все они вычеркнуты и прошли проверку в Небесной управе. Было несправедливо доставлять его сюда, лишив жизни!

— Грехи, в которых он покаялся, все помечены в этих записях, — возразил главный хранитель. — Что же касается гневного взора и ругани на отца, то это проступок, имевший место после покаяния.

— Пусть так! — настаивал на своем монах. — Но изымите эту запись и подвергните вторичной проверке! У него найдутся благие деяния, которые уравновесят этот грех.

Судья велел главному хранителю отвести Фа-и к владыке.

Дворец владыки был к востоку. Его залы были необъятных размеров, а охрана и свита насчитывала более тысячи человек. Монах, неотступно следовавший за Фа-и, подошел к владыке. Тот поднялся ему навстречу и осведомился:

— Вы, наставник, пришли на службу?

— Я по срочному делу, — ответил монах. — Мой ученик, Чжан Фа-и, был арестован и доставлен сюда. Поскольку я устранил из записей все его предыдущие грехи, он никак не заслуживал смерти.

Главный хранитель со своей стороны также сообщил владыке о прегрешении недобрым взглядом.

— Этот гневный взгляд имел место после покаяния, и не может быть прощен! — заключил владыка. — Но поскольку Вы, наставник, лично просите о нем, я могу сделать особое одолжение и освободить его на семь дней.

— Семь дней — это небольшой срок, — встревожился Фа-и. — Я боюсь не застать Вас, наставник, по возвращении сюда. Позвольте, наставник, остаться с Вами?!

— Семь дней — это семь лет, — шепнул ему монах. — Побыстрее уходите!

И все же Фа-и настоятельно просил остаться с монахом. Тогда монах попросил у владыки кисть и написал один иероглиф на ладони Фа-и. Еще он попросил у владыки печать и приложил к тому же месту, при этом повторив:

— Побыстрее уходите! Возвращайтесь домой и совершайте благие деяния! Если не застанете меня, когда прибудете сюда в последний раз, то покажите печать владыке. Он будет благосклонен к Вам.

Фа-и раскланялся и ушел. Монах послал слугу проводить его до дому. В доме (могиле) было темным-темно. Фа-и не решался войти внутрь. Проводник подтолкнул его сзади, и Фа-и вернулся к жизни. Фа-и очнулся, а вокруг земля, но при этом было как-то светло и свободно. Он растолкал лежащую на нем груду и смог подняться из могилы.

Фа-и пошел в горы, чтобы жить там с монахом, предаваясь религиозному совершенствованию. Метка от прикосновения печати к ладони была неразличима: ее скрывает незаживающая рана. Фа-и жив по настоящее время.

Лунсийский ван Бо-ча жил неподалеку от Фа-и и знал эту историю во всех подробностях. Он и рассказал ее мне.

Лю Чжи-гань, ходивший на службу в загробный суд

В начале годов под девизом правления Надежное призрение (627—649) Лю Чжи-гань из Хэдуна был начальником уезда Чанцзюйсянь, что в Синчжоу. Однажды ночью он скоропостижно скончался, однако на день вернулся к жизни и поведал следующее.

Чжи-гань был препровожден посыльными из иного мира в большое казенное учреждение и представлен правителю. Правитель сказал:

— В моем штате появилась свободная должность. Мы сочли возможным предложить ее Вам.

Чжи-гань отклонил предложение по причине преклонных лет родителей. Он также утверждал,