К сожалению, предостережение генерала оправдалось раньше, чем он успел доехать до НП. Орудийный расчет Чухрая поплатился за беспечность. Фашисты подбили пушку. Артиллеристы отделались легкой контузией, но были в отчаянии, хотя вовсе не боялись наказания.

Через три часа начнется наступление. Они должны поддержать пехоту огнем, а пушка лежит искореженная. Сколько же из-за их разгильдяйства будет жертв? И как потом смогут посмотреть в глаза живым? Будь что будет: они попытаются искупить вину.

Действуя на собственный риск, расчет Чухрая задумал добыть вражеское оружие и стал пробираться в тыл. Не замеченные противником, они забрались в лесок. Здесь им встретились два жителя соседней деревушки. Поляки прятались и, поняв, кто перед ними, сообщили сведения, изменившие весь план Чухрая.

На колокольне костела у немцев зенитная пушка, а стерегут ее человека три. Когда наши поведут наступление, надо ударить из этой пушки в спину немцам. Остановка за небольшим — вовремя захватить костел. Поляки вызвались быть не только проводниками.

После всех неудач этого дня военное счастье должно было наконец улыбнуться смельчакам, решившимся на такое дело.

Обстрел с колокольни, начатый в решающий момент атаки, был губительным для врага.

Когда командир полка докладывал Выдригану, как все это было, он знал, что на другом конце провода гнев комдива по поводу самоуправства артиллеристов сменится чувством внутреннего одобрения. И он даже заикнулся о наградах, заслуженных расчетом.

— Сперва накажем, а потом наградим, — сказал комдив; за смелость он прощал многое.

Теперь на площади возле костела генерал, окруженный жителями, слушал эту историю, обраставшую легендарными подробностями. И пожимал руки старым полякам, которые тоже были ее участниками.

Из этой деревушки Захар Петрович поехал в Варшаву. Возле польской столицы навечно остались многие его воины. Генерал побывал на их могилах. Он долго ходил по братскому кладбищу у развилки варшавских порог. Читал знакомые фамилии. Иногда вынимал старый блокнот, что-то замечая в нем для памяти.

Постоит, положит цветок или травку.

В глазах — ни одной видимой миру слезинки. Всего горя не переплачешь. Где-то на просторах России ему предстоит найти еще две родные могилы. Отыщутся ли они?

ОТСТУПЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ, ПОСЛЕДНЕЕ

В тридцать первом он уже оплакивал своих сыновей. А через полгода ребята нашлись в Москве на Таганке. В детдоме имени Спартака они закончили школу, потом работали учениками сборщика на авиазаводе.

В тридцать девятом Саша ушел в армию, а Николая в сороковом взяли в летную школу.

С тех пор отец их больше не видел.

И Сашу, и Колю Выдриган больше помнил мальчишками, юнцами. В годы, когда сыновья пошли в люди, отец с ними был в разлуке.

Он многое пережил, но по-прежнему такой же неугомонный.

Узнав о боях с белофиннами, Выдриган сожалеет, что находится вдалеке от событий. Его искреннее стремление — на поле брани, в трудных сражениях доказать свою преданность партии, Родине.

«Помощник командира 746‑го СП

3. Выдриган — Наркому Обороны,

16 января 1940 года

В настоящее время считаю своевременным просить Вас направить меня на фронт борьбы против белофиннов.

Имея опыт двух войн и двадцатилетнюю практику партийной работы в армии, я смогу принести немало пользы на фронте.

Считаю необходимым внести предложение о частичном использовании командного состава укрепленных районов для блокирования дотов противника, так как командиры укрепрайонов знают службу УР лучше остального командного состава...»

Сорок первый застает подполковника Выдригана командиром полка в Черкассах на Украине. И вот ровно через четыре года, возвращаясь из далекого похода, генерал Выдриган едет по хорошо знакомой Киевщине, где он сражался в девятнадцатом с деникинцами и где начинал войну с фашистами.

Сожженное село издали напоминало кладбище. От хат остались черные остовы печей. Дымоходы стояли как надгробные памятники. Над ними кружились аисты.

Возле этого села в июле сорок первого Захар Петрович трижды подымал свой полк в штыковую атаку. Он вывел бойцов из окружения. Почти весь июль они дрались так, что командир полка порой сам удивлялся:

— Кажется, уже исчерпаны все человеческие силы. Людей валит с ног смертельная усталость. И ее снова и снова побеждают долг, сознание, воля.

На указательных столбах написаны два названия, которые, наверно, будут вспоминаться генералу даже в последний час его жизни: Бородянка и Макаров.

В жизни Захара Петровича уже было все — горе, слезы, смерти, трагедии, страшные потери. Но седина впервые появилась в его волосах здесь, под Макаровом.

На окопы, которые занимал полк, фашисты гнали впереди себя макаровских жителей.

— Стреляйте, за нами немцы! — кричали женщины и старики.

В конце июля под Киевом разрывная пуля, угодившая в правое плечо, тяжело ранила Выдригана и на несколько месяцев вывела из фронтового строя.

ЧТО ЗА ЧЕЛОВЕК ЭТОТ ПОЭТ?

Человек всегда был и будет самым любопытнейшим явлением для человека.

В. Белинский

Город оставался в тылу. Но с некоторых пор его окрестности стали передним краем.

Здесь отрыли траншеи, соорудили доты, и, сменяя друг друга, их занимали подразделения полка. Полк учебный, готовит для фронта младших командиров, маршевые роты. Командир полка Выдриган требует, чтобы все было как на войне. Такие понятия, как «невозможно», «трудно выполнить», для него не существуют.

В суровую зиму роты по нескольку суток не выходят из окопов, дотов. Кое-кто из командиров ворчал: «Зачем морозить людей, еще успеем намерзнуться». Но возразить трудно. Комполка на занятиях сам все время находится в траншеях.

Кроме того, люди помнят недавний переход. Во Владимире, где сперва расположилось «хозяйство» подполковника Выдригана, все было забито. Приказано перебазироваться. А транспорт загружен перевозками для фронта. Тогда командир части предложил двинуться маршем и сам первый стал на лыжи.

У Захара Петровича сильно ныло раненое плечо. Но, надев шапку-ушанку и ватник, он шел впереди полка. Свою любимую походную кавказскую бурку он перестает носить, потому что у многих бойцов прохудившаяся одежда.

Еще во Владимире, когда принимали пополнение, острый глаз Захара Петровича отметил для себя высокую тонкую фигуру мужчины в очках, который был одет в длиннополое пальто и опирался на палку.

Старый вояка и командир, Выдриган давно убедился, как часто совершенно мирный с виду человек оказывается отличным солдатом, и не любил всякие разговоры о штатских, о штафирках. Этот худощавый