— Вам надо что-нибудь веселое включить, а не эту «пип-пип-пип». Вы же его разбудить, а не еще глубже усыпить намереваетесь. Или я не так поняла вашу задумку? — возмущалась кукла, и Мартин нашел в ее появлении весьма немаловажный плюс: он проснулся.

— Всё так, — раздался другой, знакомый голос. Но кто это был, Мартин не мог припомнить — голос не врезался в память так же хорошо, как запомнилась вредная кукла Юлька. — Полежит в долгом сне и очнется, когда достигнет подобающего ему возраста в двадцать лет.

— Двенадцать лет прохлаждаться в постели?! – возмутилась Юлька. — Вы маньяк, Ор Лисс, а Мартин — не Илья Муромец! Пожалейте его, кому еще выпадет шанс заново пережить детство и повторно пройти восемь классов царской школы? Разве не романтично снова получить первые двойки, совершать первые проказы, снова в наказание вставать коленями на горох…

— Чего-чего? — изумился ученый. Мартин мысленно присоединился к вопросу: ничего подобного с ним не происходило, и ни на какой горох его коленями не ставили. Во всяком случае, учителя царевича не использовали подобные методы. — Это еще зачем?

— А это, как вы говорите, репрессивные методы по отношению к ученикам со стороны ретивых вдалбливателей разумного доброго и вечного, — выдала Юлька. Мартин не понял некоторых слов, хотя общая картина представилась четко. — Основная задача данного наказания состоит в том, что через несколько лет обучения колени становятся настолько твердыми, что ученики с одного удара раскалывают сушеные горошины на кусочки. Вдалбливатели к тому времени становятся беззубыми, и расколотый горох идет им в кашу, иногда (если повару в детстве не доставалось от подобных вдалбливателей) даже мытый.

— Буп, — невнятно отозвался ученый.

«Что за бред она несет? — думал Мартин. — Уже над пришельцами вовсю издевается! С ума сойти! Как они ее терпят?»

Он открыл глаза, но вместо Юльки и Ор Лисса увидел размытые пятна на приятном золотисто-солнечном фоне. Он поморгал, возвращая глазам резкость, но почувствовал лишь, что глаза увлажнились, и по щекам потекли одинокие слезинки.

Ученый заметил это и успокаивающе положил ладонь на руку Мартина.

— С пробуждением, — сказал он. — Мартин, не моргай, ты долго был заморожен, и глаза восстановятся чуть позже. Полежи еще час с закрытыми глазами, и все будет так, как надо.

Мартин послушно закрыл глаза.

— Значит, вы нашли воду, — хотел сказать он, но вместо этого изо рта вырвался бессвязный звук.

— Говорить ты тоже еще не можешь, но и это быстро пройдет, — добавил Ор Лисс. — А когда ты полностью восстановишься, я отвечу на все твои вопросы.

— А на мои ответите? — влезла в разговор Юлька. — Ведь я столько раз замораживалась-размораживалась!

— Когда успела?

— А пока ходила к Ивану и Анюте через морозильники! Ты забыл, что ли?

— Не помню, давно было.

— У, старый склерозник… — пробормотала Юлька.

— Чего сказала? — повысил голос ученый.

— Совсем оглох на старости лет…

— Я все слышу!

— Двадцать пять… — прошептала кукла. — Повтори!

— Я проходил медкомиссию у профессионалов, — заметил Ор Лисс.

— Знаю я, как ты проходил, — обличающее воскликнула Юлька. — Ты не ее, а мимо нее проходил, хитрый пришелец. Прошагал мимо кабинетов с независимым видом, вот и вся твоя медкомиссия.

— Юлька, ты пришла мне на нервы действовать или с Мартином поговорить? Время уходит, не забудь.

Послышался звук приближающихся шагов, и до руки Мартина дотронулась прохладная рука куклы. Но в этот раз она не была тряпичной.

— Тебе здесь понравится, Мартин, — сказала Юлька. Мартин вздрогнул. Почему-то именно эти слова вызвали в нем чувство тревоги и уверенности в том, что вновь случилась неприятность. Такое говорят неизлечимо больным, когда хотят навешать им немного лапши на уши. — Я знаю, что ты еще не можешь говорить, видеть и ходить. Короче говоря, ты какое-то время побудешь в состоянии эдакого мешка с ушами. Я знаю, что ты меня хорошо слышишь, это видно по приборам: они у пришельцев — высший класс. Отдыхай и восстанавливайся после долгой заморозки, а как поправишься, я расскажу тебе немало интересного. Врачи запретили нам разговаривать с тобой больше трех минут, а они уже прошли. Не скучай, Мартин!

Юлька еще раз провела по его руке ладонью и ушла.

Тихо заиграла приятная музыка, и Мартин задумался над прозвучавшими словами. То, что он проснулся, означало одно: поиски волшебной воды завершились успешно. Но изменения в голосе Ор Лисса и непонятно из какого материала состоявшая рука куклы намекали на то, что его худшие опасения оправдались: прошло много лет с тех пор, как он уснул.

Сколько времени прошло с последнего заката? Сколько лет понадобилось кукле для того, чтобы ее старое тряпичное тело приказало долго жить, а пришельцы сшили новое, крепкое, из неземных материалов?

Где Иван и Анюта, почему о них не промолвили ни слова?

Впрочем, тут все понятно: они тоже лежат в кроватях и приходят в себя. Раз врачи запретили долго разговаривать, значит троицу разместили по разным комнатам. Тем более, что они значительно помолодели, а для врачей восьмилетний возраст больных означал только одно: дети непременно нарушат предписанный покой и начнут играться подушками, кидая их друг в друга, или часами болтать на мелочные с точки зрения взрослого темы.

Зря они так думают: разум-то не изменился. Мартин помнил, что на самом деле ему двадцать лет, а то, что снаружи он моложе, чем внутри — это частности.

Он пошевелился, но практически ничего не почувствовал. Пальцы на руках и ногах немного двигались, но поднять руку или ногу не получалось. Не было сил.

Мартин вспоминал о разговоре, но речь куклы и слова Ор Лисса расплывались с приятном тепле и не желали выстраиваться в логически связный текст. А когда и слова расползлись бессмысленным набором букв, он снова уснул.

…Берег моря, пустынный пляж, чайки, спокойное море…

Снова пикалка. Ее монотонные сигналы прорвались сквозь пелену сна криками чаек, и Мартин открыл глаза.

Судя по уменьшившемуся количеству солнечного света, наступил вечер. Но почему зрение так и не восстановилось? Мартин хотел спросить об этом, но изо рта вместо вопроса вырвался жалобный стон.

Он сглотнул: почему волшебная вода до сих пор не помогла? Сколько времени придется лежать мешком, как подметила Юлька? До завтра, до послезавтра, неделю или месяц?

Спокойствие наваливалось волной, вызывая желание закрыть глаза.

— Мартин, — раздался тихий голос Юльки. — Мне надо с тобой поговорить.

«Мало мне неприятностей, — подумал Мартин, — еще и монолог куклы слушать. Юлька, так нельзя, это запрещенный метод. Ты же знаешь, что я не смогу ответить на твои колкости!»