Эйлия бежала по винтовой лестнице в узком каменном колодце. Мандрагора она не видела, но слышала сверху звук его шагов. Он не убегал — не ощущалось от него страха, и убежать он мог бы проще, воспользовавшись волшебством. Он как будто хотел, чтобы она шла за ним. Но куда? В какую-то западню?

Эта мысль заставила ее замедлить бег. Но пока она обдумывала, мудро ли поступает, показался последний поворот каменных ступеней, и над головой появились луна и звезды. Эйлия вынырнула из витков лестницы на широкую площадку наверху башни, окруженную четырьмя остроконечными шпилями. Это была она — башня из ее видений. И он стоял здесь — у дальнего края. Он не стал принимать облик дракона, не стал искать спасения в воздухе. Он просто стоял, прислонившись спиной к парапету, и ждал, пока она подойдет на десять шагов. И тогда заговорил.

— Надоело мне бегать от немереев. Здесь мой дом, и на этот раз я его намерен защищать.

Эйлия остановилась. Она забыла невероятную мощь голоса Мандрагора, и его глубокое звучание напомнило ей бронзовый гонг.

«Он не должен знать, что я боюсь, — напомнила она себе. — Как бы я ни боялась, нельзя, чтобы он понял».

— Так что если желаешь — бейся со мной. Я слышал, что твои силы очень хорошо отшлифовали и развили лоананы. Это для тебя хорошо, если ты все так же привередлива, как была. Теперь ты можешь убивать, не пачкая рук и не рискуя собственным здоровьем.

Он пытался заставить ее напасть первой. Теперь она ощущала исходящую от него злость — и страх тоже. Под его безмятежным обликом кипела смесь эмоций, которая могла взорваться насилием от малейшей искры. Сюда он пришел драться за свою жизнь, выбрал это место для поединка. И сцена перед глазами Эйлии была очень похожа на одно из ее видений. Не было ли такого же видения и у него?

— Я не хочу биться с тобой, Мандрагор, — ответила она. Ощущались ли ее опасения в голосе, в позе? Она вспомнила Дамиона, своих друзей, и голос ее стал тверже. — Но я не хочу, чтобы и дальше люди умирали ради этого пророчества — если это действительно пророчество. Если должен быть бой, то пусть в нем будем только мы двое, и не надо приносить в жертву целые армии и тысячи невинных жизней.

Он помолчал, и она ощутила исходящую от него неуверенность — будто он совсем не тех слов ожидал от нее. И еще одно она ощутила: знакомую, мучительную ноту противоречия. Он страдает? И тут же до нее дошло, что это. Кто-то каким-то образом ранил его железом, и это его ослабило, притупило его колдовскую силу. Теперь она может его победить. У нее есть кольцо и магическое умение его использовать: вызвать из глубин синего самоцвета спящую там энергию, разорвать стену, отделяющую материю от Эфира, а образовавшийся взрыв направить на него. От этой мысли радостно и гордо защемило в груди — ощущением силы. Но Эйлия подавила восторг — ей стало очень неприятно. Она не за этим пришла.

Но было поздно: он прочел мысли на ее лице, и собственные его черты стали еще холоднее.

— Наверное, я должен был упомянуть, что твои друзья сейчас у меня в руках — точнее, в руках у Халазара, что то же самое. Приказать, чтобы их убили, — дело одной секунды. Ты сможешь убить меня достаточно быстро, чтобы этого не случилось? Станем ли мы проверять?

Она чуть не рухнула от такого удара, но усилием воли удержалась на ногах. Дамион и остальные — в плену! Правда ли это? Или он опять лжет?

И снова он прочел ее реакцию.

— Значит, мы в тупике. Разве что жизнь твоих друзей — приемлемая цена за мою голову.

— Но почему, Мандрагор? — спросила она наконец. — Что мы тебе сделали?

— Я бы мог задать тот же вопрос лоананам и всем немереям, — ответил он. — Что сделал я, чтобы меня гнали по всему космосу, как волка? И когда наконец я нашел себе дом, далеко от их драгоценной Империи и ее народов, — почему же они меня опять преследуют?

Праведное возмущение помогло Эйлии справиться с собой.

— Ты обманул здешних людей — заставил их верить, что ты — бог! И когда они тебя отвергли, ты снова прилетел обратить их в рабство! И ты думаешь, немереи такое допустят?

Он поднял руку.

— Одну минуту! Я полагаю, ты пребываешь в заблуждении, принцесса. Я вернулся сюда, потому что здесь — мой дом. Я ничего не хочу от людей Лоананмара: не я придумал эту нелепую религию, но они.

— Но ты позволил им почитать тебя как бога — они построили в твою честь храм…

— Что ж тут такого? Людям надо кому-то поклоняться, это в их природе. Этот замок построен на вулкане, где было ранее священное место. Когда я прилетел сюда впервые — это было еще задолго до строительства замка, — я стал жить в глубокой пещере. Люди видели иногда меня в драконьем облике, и это напомнило им их прежних хозяев-лоанеев, и в их воображении я занял место бывшей богини вулкана. Обожествление — это не по моей части.

— Но невесты…

— Новая версия старого обряда: девственницы для вулкана, человеческие жертвы, которые предки этих людей бросали живьем в кальдеры как приношение своей богине Элнеморе. Только теперь невесты не отдают жизнь, а просто предстают передо мной — раз в год, как в старые времена, чтобы обеспечить дожди и всходы. Только теперь, разумеется, их бог действительно может выполнить просьбы смертных.

Они теперь настороженно кружили друг около друга.

— А эти бедные девушки? — спросила она. — Что ты с ними делал?

Только бы он дал ей причину его ненавидеть — пусть признается в какой-нибудь отвратительной жестокости или варварстве, чтобы она могла заставить себя нанести ему удар, убить… Но он лишь пожал плечами.

— Это было не более чем символическое объединение. После обряда невесты становились весталками в моем храме. Причин вмешиваться я не видел. В конце концов, я не так уж сильно отличаюсь от бога: я далек, равнодушен, вижу все, но в их жизни не участвую. Пусть поклоняются мне, если хотят, — это не такой злобный культ, как поклонение вулкану. И чем это хуже арайнийского культа, который сложился вокруг тебя? Ты же не веришь в эту чушь фанатиков, будто ты — дочь богини?

Она не могла отрицать это, глядя ему в глаза. Он вернул ей ее обвинение.

— Но я не требую жертв, — возразила она, и даже самой ей это возражение показалось слишком слабым.

Он невесело рассмеялся:

— Не придирайся к мелочам. Ты тоже строишь из себя богиню, Трина Лиа. Хотя отметим справедливости ради, что тебя при обожествлении спрашивали не больше, чем меня. Ты не природное существо, но результат хитрых планов архонов — как и я. Твоя мать из архонов действительно любила твоего отца или просто воспользовалась им, чтобы создать тебя? Уж если говорить правду, то даже моругеи больше люди, чем ты, Трина Лиа. Пусть я чудовище, но и ты тоже.

Она молчала. Он же, увидев, что стрела попала в цель, добавил:

— А насчет твоего заклятого архонского самоцвета — ты понимаешь, что это за Камень Звезд? Ты же знаешь, кто им владел до тебя: сам темный бог!