жизни, то к движению мертвецов, и они идут следом за ним. Они следуют за ним по коридорам и галереям, по залам, поднимаются по широким прямым лестницам и по лестницам узким, кривым, спускаются, и приходят они наконец в Тронный зал Дома Мертвых, где устраивает приемы его хозяин.

Сидит хозяин на черном троне из полированного камня, и металлические чаши с огнем стоят слева и справа от него. На каждой из двух сотен колонн, что выстроились в ряд в высоком его зале, сверкает, мерцает факел, искрясь и постреливая кольцами дыма, который клубами поднимается кверху, сливаясь там в серое, беспокойное облако, полностью закрывающее весь потолок.

Неподвижен хозяин, но пристально смотрит он, как проходит по залу человек, а за спиной у него – пять тысяч мертвецов; красные глаза не отрываясь следят за его приближением.

Человек простирается у его ног и не движется, пока хозяин не обращается к нему.

– Ты можешь приветствовать меня и встать, – раздаются слова, каждое из них – резкий всплеск среди шумного придыхания.

– Славься, Анубис, хозяин Дома Мертвых, – говорит человек и встает.

Анубис едва заметно кивает своей черной мордой, внутри ее сверкают белоснежные клыки. Алая молния – язык – выстреливает вперед, возвращается в пасть. Тогда встает псоглавец, и соскальзывают тени с его обнаженного мужского тела.

Он поднимает левую руку, и в зал проникает гудящий звук и разносит его слова сквозь мерцающий свет и дым.

– Вы, мертвые, – говорит он, – будете сегодня развлекаться, дабы доставить мне удовольствие. Пища и вино проникнут сквозь ваши мертвые губы, хотя вы и не почувствуете их вкус. Ими наполнятся ваши мертвые желудки, ваши мертвые ноги пустятся в пляс. Ваши мертвые уста будут произносить слова, в которых для вас не будет никакого смысла, и вы будете сжимать друг друга в объятиях безо всякого удовольствия. Вы споете для меня, если я захочу. И вы уляжетесь обратно в могилы, когда я того пожелаю.

Он поднимает правую руку.

– Пусть же празднество начнется, – говорит он и хлопает в ладоши.

И тут же между колоннами проскальзывают столы, уставленные яствами и напитками, а в воздухе разливается музыка.

И, подчиняясь его приказу, шевелятся мертвые.

– Ты можешь присоединиться к ним, – говорит Анубис человеку и садится обратно на трон.

Человек подходит к ближайшему столу, что-то съедает и выпивает бокал вина. Мертвецы танцуют вокруг него, но он с ними не танцует. Они шумят, но лишены слова их всякого смысла, и он в них не вслушивается. Он наливает себе еще один бокал вина, и Анубис не отрываясь следит, как он его выпивает. Он наливает себе и в третий раз; он медленно тянет вино, уставившись внутрь бокала.

Он не знает, сколько прошло времени, когда Анубис говорит:

– Слуга!

Он встает, поворачивается.

– Подойди! – говорит Анубис, и он послушно подходит.

– Можешь стоять. Ты знаешь, что сегодня за ночь?

– Да, хозяин. Канун тысячелетия.

– Твоего тысячелетия. Сегодня мы празднуем годовщину. Ты отслужил мне полновесную тысячу лет здесь, в Доме Мертвых. Ты доволен?

– Да, хозяин…

– Помнишь ли ты мое обещание?

– Да. Ты сказал, что, если я верой и правдой отслужу тебе тысячу лет, ты вернешь мне мое имя. Скажешь мне, кем был я в Срединных Мирах Жизни.

– Извини, но я этого не говорил.

– Ты?..

– Я сказал, что дам тебе имя – какое-то имя; это же совсем не то.

– Но я думал…

– Какое мне дело, что ты думал. Ты хочешь имя?

– Да, хозяин…

– Но ты бы предпочел прежнее? К этому ты клонишь?

– Да.

– Неужто ты в самом деле думаешь, что кто-то, быть может, помнит твое имя спустя десять столетий? Полагаешь, что был достаточно важной фигурой в Срединных Мирах, чтобы кто-то записал твое имя; что оно для кого-то что-то значит?

– Не знаю.

– И все же ты хочешь его назад?

– Если дозволено будет мне получить его, хозяин.

– Почему же? Почему ты его хочешь?

– Потому что я ничего не помню о Мирах Жизни. Мне хотелось бы узнать, кем я был, когда обитал там.

– Зачем? С какой целью?

– Мне нечего ответить, ибо я не знаю.

– Ты же знаешь, – говорит Анубис, – что из всех мертвых я полностью вернул сознание, чтобы взять на службу, только тебе. Ты, наверно, думаешь, что за этим что-то кроется?

– Я часто спрашивал себя, почему ты так поступил.

– Ну так позволь, я тебя успокою: ты – ничто. Ты был ничем. Тебя никто не помнит. Твое смертное имя ничего не значит.

Человек опускает глаза.

– Ты сомневаешься в моих словах?

– Нет, хозяин…

– А почему?

– Потому что ты не лжешь.

– Ну так я покажу тебе это. Я стер твои воспоминания о жизни только потому, что среди мертвых они причиняли бы тебе боль. А теперь я покажу тебе, насколько ты безвестен. Здесь, в этом зале, больше пяти тысяч мертвецов – из всевозможных эпох и мест.

Анубис встает, и его голос доносится до всех присутствующих в зале.

– Слушайте меня, слизни. Поглядите на этого человека, что стоит пред моим троном. А ты обернись-ка к ним лицом.

Человек оборачивается.

– Знай, человек, что сегодня на тебе не то тело, в котором спал ты прошлую ночь. Сейчас ты выглядишь точно так же, как и тысячу лет назад, когда вступил в Дом Мертвых. Мои верные мертвые, найдется ли здесь среди вас кто-нибудь, кто, глядя на этого человека, узнает его?

Золотая девушка делает шаг вперед.

– Я знаю этого человека, – говорит она, едва шевеля оранжевыми губами, – ведь это он говорил со мной в другом зале.

– Об этом мне известно, – говорит Анубис, – но кто он?

– Он тот, кто заговорил со мной.

– Это не ответ. Ступай трахаться вон с той фиолетовой ящерицей. Ну а ты, старик?

– Он говорил и со мной.

– Знаю. Можешь ли ты назвать его?

– Не могу.

– Тогда ступай плясать на том столе и не забудь полить вином себе голову. Ну а ты, Черныш?

– Этот человек говорил и со мной тоже.

– Ты знаешь его имя?

– Не знал, когда он спросил меня…

– Так сгори! – кричит Анубис, и пламя падает с потолка, плещет из стен, и от черного карлика остается лишь горсточка пепла, которая легким облачком рассеивается над полом, лаская щиколотки замерших танцоров, перед тем как пасть прахом.

– Видишь? – говорит Анубис. – Некому назвать тебя твоим прежним именем.

– Вижу, – говорит человек. – Но последний вроде бы собирался сказать еще что-то…

– Вздор! Тебя никто не знает и знать не желает. Кроме меня – поскольку сведущ ты в многообразном искусстве