– Простите великодушно! – перебил его вкрадчивым голосом изолянт № 102, в прошлом пресс-секретарь. – Разрешите мне первому! Я оглашу личное послание Президента! Понимаете, мне нужно домой – у меня кран течет… Я слесаря вызвал…

– Ну конечно! Какие проблемы! Пожалуйста! – печально закивали собравшиеся, ибо каждый из них знал мелочную вредность демгородковского слесаря – бывшего министра печати.

Изолянт № 102 благодарно кивнул, машинально проверил рукой постепенно превращающийся в лысину пробор и, кашлянув, начал:

– «Потрясен, получив весть о безвременной кончине глубокоуважаемого Бориса Александровича! – Произнося имя-отчество и понимая, что нарушает внутренний устав, пресс-секретарь понизил голос. – Мы потеряли кристально честного человека, энциклопедически образованного ученого, владевшего пятью языками, наконец, подлинного борца за общечеловеческие ценности. Демократа по духу и по судьбе!..»

Поселенцы слушали, недовольно переглядываясь, так как личное послание Президента точь-в-точь повторяло текст полугодичной давности, составленный по поводу кончины бывшего директора московской студии радио «Свобода». Кстати, оттуда и приплыли «пять языков», которых нынешний покойник и знать не знал.

Тем временем спецнацгвардейцы под командованием Рената притащили со склада большой гроб, обитый сатином цвета «хаки», точно хоронить собирались отставного прапорщика. Кстати, это был один из тех редких случаев, когда Избавитель Отечества не сдержал своего слова. Поначалу он обещал «демокрадов, сделавших погребение самым дорогим в жизни удовольствием, хоронить, как цыплят, в целлофане». Отходчив русский человек…

– Пр-р-ропустить ритуальные принадлежности! – раскатисто крикнул сержант Хузин.

Два спецнацгвардейца, расталкивая траурно митингующих, потащили гроб к дверям. За ними шагал третий и нес черный несвежий костюм и пару ботинок-мокасин. При виде всего этого изолянты окончательно отвлеклись от прощальных слов и начали перешептываться. Ходили упорные слухи, будто каждый раз демгородковских покойников в крематории раздевают, а одежду и гроб возвращают назад, дабы сэкономить народные деньги.

– Сбоку, сбоку посмотрите, – зашептал кто-то. – Я очки забыл. На правом ботинке должна быть царапина! Я в прошлый раз специально гвоздиком…

– «…И сегодня, когда колесо истории вращается вспять, – торопливо дочитывал № 102, – когда Россия снова уклонилась от столбовой дороги мировой цивилизации, мы верим, что наступит день…»

Мишка курил, сидя на траве, и потому сначала увидел только здоровенные десантные башмаки подошедшего к нему Хузина.

– Ну, Болдуин? – молвил Ренат, и в этом вопросе была вся Мишкина жизнь.

– Думаешь, запряг? – спросил Мишка, поднимая глаза на Рената.

– Давно уже. Осталось покататься. Поедешь?

– Поеду…

– Молодец, смелый ты парень! Проверь машину! С таким грузом мы заглохнуть не имеем права…

Поднимаясь с травы, Мишка подумал, что сержант здоров как бык да еще наверняка занимался карате или илья-муромкой – исконно славянской борьбой, введенной в армии по приказу Избавителя Отечества. Если что, один на один с Хузиным не справиться…

– …Творец создал человека свободным. Он вдохнул в него душу, жаждущую равенства и братства, и поселил в райских кущах. – Теперь уже речь держал № 617, тот самый драчливый попик, растративший кассу. – Но змей тоталитаризма не дремал. Он был хитрее всех зверей полевых…

«В раю демократом быть легко», – вздохнул Мишка.

На крыльцо вышла изолянтка № 524 и выплеснула остатки воды под куст пионов.

10

Из армии Курылева и вправду погнали по женскому поводу. Дело было так. К начальнику штаба полка из Санкт-Петленбурга прибыла погостить племянница – выпускница колледжа с резко гуманитарным уклоном. Когда в первый же день она пошла прогуляться по гарнизону, то сразу сорвала строевой смотр, так как солдатики перестали воспринимать команду «равняйсь!», а равнялись исключительно на приезжую девчонку. Ничего удивительного в этом нет: еще в седьмом классе она тайком от родителей поучаствовала в конкурсе «Мисс Грудь», организованном еженедельником «Демократическая семья», и получила поощрительный приз «За перспективность» – классный двухкассетник. Родителям она, конечно, наврала, будто магнитофон ей дала послушать подружка. Наверное, все это так и осталось бы ее маленькой девичьей тайной, если б однажды во время чинного домашнего ужина при включенном телевизоре на экране не возникли наиболее выдающиеся участницы конкурса, включая и обладательницу поощрительного приза «За перспективность».

Разумеется, она ожидала чудовищной взбучки и отлучения от мороженого на невообразимо длительный период, однако взвинченным родителям было не до нее – они до хрипоты, до взаимных оскорблений спорили о том, кто из них в этой ситуации должен уволиться с работы и полностью посвятить себя дочери. Победила-таки мать и оперативно помогла дочке получить приглашение на конкурсы «Таллинская наяда» и «Сибирские ягодицы»…

Но тут как раз пришел к власти адмирал Рык, мгновенно запретивший конкурсы обнаженной красоты. Любопытная деталь: арестованную в полном составе редакцию еженедельника «Демократическая семья» он приказал в назидание провести по Бульварному кольцу, причем журналисток голыми по пояс, журналистов голыми до пояса, а главный редактор шел в совершенно натуральном виде. Короче, карьера на подиуме девчонке не удалась, и пришлось вернуться за парту…

Но почему эта захватывающая дух призерка, гостя у дяди, остановила свой выбор на скромном подпоручике Курылеве – остается загадкой природы. Сама она объяснила все очень просто: «Я когда, Майкл, тебя увидела, у меня там внутри все сжалось…» Молодой офицер, предчувствуя беду, сопротивлялся до последнего и отклонял настойчивые предложения – пойти погулять в пригарнизонную рощу или посидеть послушать музыку. Погубило Мишку тщеславие: уж очень хотелось внести в послужной список финалистку конкурса «Мисс Грудь», и он зашел в гости, чтобы починить «жующий ленту» магнитофон… В общем, их застукали, потому что начштаба с женой воротились в тот вечер очень рано, чтобы не пропустить 128-ю серию мексиканского цикла «Мать чужой дочери», которую показывали по ящику в связи с успешным выполнением контрольных заданий второго квартала. Воротись они домой ну хотя бы порознь – и дело, наверное, можно было замять: дело молодое, горячее… Но, став коллективными свидетелями пиршества юной плоти, дядя с тетей нестерпимо остро ощутили гнетущую бездарность своего наполовину уже отмотанного супружеского срока, а такое не прощают!

В результате Курылев был обвинен в совращении несовершеннолетней, ибо «Мисс Грудь» шел всего осьмнадцатый. И хотя она, рыдая, брала всю вину на себя, говорила, что она сама растлит кого угодно, даже порывалась убедить в этом суд офицерской чести, – бесполезно. Под конвоем двух прапорщиков ее отослали к родителям в Санкт-Петленбург.

Правда, поначалу суд чести колебался и предлагал ограничиться строжайшим выговором за «вызывающую разнузданность в личном быту», но вдруг откуда-то сверху пришло указание «гнать», и Мишку вычистили из армии зло и жестоко, за месяц до присвоения очередного звания поручика.

Военного человека, выставленного «на гражданку», можно, извините за прямоту, сравнить с верной собакой, привыкшей выполнять все команды хозяина и убежденной, что мясная похлебка в любимой миске появляется дважды в день сама собой. И вдруг – враждебная улица, чужие люди, у которых корки не выпросишь, тяжкая грызня за жизнь с другими бродячими псами… С большим трудом Мишка устроился грузчиком на станции Москва-Сортировочная и конечно же здорово запил. Прежде всего – с горя, но еще и потому, что мужика, не шибающего за метр перегаром, настоящие грузчики просто не пустят в свою ватагу, как господина без фрака не пустят в фешенебельное казино.

Наверное, Мишка так бы и спился, попал под указ адмирала Рыка «О дисциплине употребления алкогольных напитков» и очутился в конце концов на какой-нибудь отдаленной стройке национального возрождения, если б не один жуткий случай, перевернувший его судьбу. Однажды, разгрузив сверхплановый вагон и получив живые деньги, Курылев отчаянно завелся и в привокзальной пивной познакомился с одним командированным – разговорчивым добродушным толстяком, тоже пострадавшим от людской несправедливости…

Сколько они выпили сообща, сказать невозможно, но очнулся Мишка в КПЗ (не путать с контрпропагандистскими занятиями) одного из «попсов» с дикой головной болью и чувством неисправимой вины, точно бросил вчера гранату в детский садик. Суровый председатель «попсов» предъявил ему фотографии, на которых в разных ракурсах был запечатлен изуродованный труп случайного собутыльника, и заключение экспертизы, уверявшей, что пятна крови на Мишкиной одежде совпадают с группой крови убитого. Мало того, «попсари» уже успели связаться с бывшей курылевской частью и разнюхать, за что именно его уволили. Конечно, если б Курылев находился под обычным следствием, он объяснил бы, что