Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ещё бы винтовку самозарядную специально под этот патрон…» — мечтательно подумал Аркадий.
— Когда примерно привезут? — поинтересовался полковник Шапошников.
— Два-три дня, — ответил Аркадий. — Первую партию отправят завтра. Нужно будет распределить между самыми меткими стрелками. Подготовка особая не требуется — будет инструктаж. Снаряды уже привезли?
— Да, — подтвердил Шапошников. — Сорок вагонов стоят и ждут бронепоезд.
На это наступление, по заветам Немирова, выделили вдвое больше снарядов. В прошлый раз эффект был сокрушительным и деморализующим, а теперь они закрепят его двукратным усилением. Это недвусмысленный намёк, что у партии много…
— Авиаразведка? — спросил Аркадий.
— Всё в порядке, — ответил Борис Михайлович. — Картографический отдел штаба уже актуализировал карту местности, поэтому мы уже знаем схему обороны и основные артиллерийские позиции. Они, время от времени, перемещают батареи, сразу после того, как пролетают наши авиаразведчики, но мы уже установили закономерность — перемещают они их на заранее заготовленные позиции. Их втрое больше, чем самих батарей, но мы собираемся накрыть сразу все. Расход снарядов будет большим, но зато это почти гарантирует уничтожение вражеской артиллерии.
— Разумно, — кивнул Аркадий. — Давай теперь по картам — в подробностях…
*13 апреля 1919 года*
— Безухов, картуз на секвестр, — дал Аркадий приказ.
Артиллерия уже сделала свою грязную работу, и он уже видел её результаты на свежих аэрофотоснимках.
Обнаружено двенадцать разбитых батарей, но там потери, в основном, по одной или две пушки, а остальные отведены на новые позиции, в чистом поле. Местами, есть следы детонации снарядов в ящиках — глубокие чёрные воронки, вокруг которых лежат битые ящики и обломки орудий.
Естественно, основное внимание артиллерии пришлось на траншеи. На километр квадратный упало около четырёх с половиной тысяч снарядов. На пятьсот меньше, чем в прошлый раз, но тут и линия обороны глубже. Впечатление это произвело неизгладимое — некоторые подразделения мятежников самовольно оставили позиции, что было запечатлено на кадрах аэрофотосъёмки.
Правда, от позиций там осталось мало что, поэтому Аркадию было сложно их винить.
Всего против наступающей Красной Армии выступает не менее девяноста тысяч солдат Корнилова и управляет всем этим именно он. Генерал Деникин, как говорят перебежчики, в опале — его поставили командовать 6-м казацким кавалерийским корпусом.
«Артиллерия замолкнет через двадцать минут», — напомнил себе Немиров.
Броневики поехали по полю, на минимальной передаче, а за ними, под прикрытием корпусов, пошли стрелки.
Пулемётные точки уничтожались концентрированным огнём, а также оперативной наводкой от Аркадия — он следил за обстановкой с ближайшего холма и докладывал артиллерии о раскрывшихся пулемётах противника.
Радиосвязи остро не хватает. Немиров с нетерпением ждал, когда появятся компактные решения, которые можно будет разместить в каждой бронемашине. Тогда уровень управления подразделениями на поле боя возрастёт до невообразимых высот, что позитивно скажется на результативности.
Броневики въехали на первую линию. Противник ничего не мог поделать с тем, что практически все заграждения будут разрушены артиллерией, но, тем не менее, некоторые машины встали из-за наматывания колючей проволоки на колёса. Неисправность устранимая, но для этого нужно покинуть броневик.
А остановка бронемашины вызывает остановку взвода стрелков, следующего за ней. Поэтому, для штурма укреплений, всегда будут лучше гусеничные решения.
— Мамонтов, валанда и шенкел, — приказал Аркадий.
На этот раз он выбрал «Войну и мир» — брал слова и персонажей из текста, после чего добавлял их в словарь радиокоманд.
Немцы ничего не смогли поделать с его системой оперативных радиопереговоров, ведь под случайными словами может таиться всё, что угодно. Быстро такое не расшифровать, поэтому в качестве одноразового решения вполне годится. Но главное, чего строго придерживался Аркадий — никаких самоповторов. Каждый раз он применяет уникальный и почти бессистемный набор слов.
Пехота, прикрываемая занявшими позиции броневиками, начала захват руин некогда серьёзных укреплений.
В траншеях и так почти никого не осталось, а теперь там только красноармейцы.
«Настолько подавляющее превосходство в артиллерии делает любое мыслимое сопротивление бессмысленным», — подумал Аркадий. — «Тут поможет только радикальное углубление обороны, например, создание оборонительных рубежей на десятки километров вглубь».
Генерал Корнилов, рано или поздно, сделает из произошедшего правильные выводы. Но только рано или поздно?
Впрочем, без противотанковой обороны, способной надёжно остановить наступающую бронетехнику, всё это бесполезно. Нужны специализированные противотанковые пушки, нужна культура их применения — ничего этого ещё нет.
Аркадий, как кадровый офицер-танкист, отлично знал, как правильно организовывать противотанковую оборону, но необходимости в этом ещё нет. Слишком рано.
Солдаты противника спешно отступают. Точнее, они панически бегут. В немецкую стереотрубу Немиров разглядел, как корниловский офицер, размахивая Наганом, пытается остановить бегство вверенного подразделения, но получает в ответ резкий удар прикладом в лицо. Офицер упал, а солдаты продолжили бегство.
Оборона уже рухнула. Не фактически, а, пока что, в головах вражеских солдат. Впрочем, в данном случае, их мысли материализовались.
Вторая линия сдана без боя, а на третьей стреляло лишь несколько десятков человек, но они были быстро уложены подавляющим огнём из АФ-18-3.
Несмотря на то, что отступление беспорядочно и похоже на дезертирство, каждый убегающий солдат знал, что в поле ему ловить нечего — там его ждут вражеские кавалеристы. Поэтому бежали все в сторону Перми.
Там ещё есть промежуточная линия укреплений, но её можно переехать, почти не заметив.
«Корнилову хватило ума не бросать на нас кавалерию», — подумал Аркадий. — «А австро-венгерское командование кидало… И германское тоже…»
Кто-то на месте Немирова бы опасался, что теперь начнётся партизанская война. Только вот он ничего такого не боялся. Летучие отряды кавалерии найдут любых партизан, (2), а ещё местное население, почему-то, сильно не любит корниловцев и им подобных. Почему так получилось — загадка…
Впрочем, большевиков местные тоже не очень любят, но большевики ещё не успели сделать им большого зла. Но среди крестьян всегда присутствовала иррациональная нелюбовь к представителям власти — власть никогда не делала для них ничего хорошего, всю историю России.
«Но это они нас просто плохо знают», — подумал Аркадий с усмешкой. — «Нас, большевиков, очень легко полюбить. Ха-ха. Нас легко найти, трудно отвязаться и невозможно забыть».
Впереди самая трудная часть — взятие города. Несмотря на то, что Корнилов сильно потерпел в чистом поле, это, само по себе, не означает