запас материала для ремонта паруса. Рулевое весло, которое можно фиксировать или вообще снять. Сидячая позиция в середине, нечто вроде гнезда, откуда можно грести, с удобным плетеным «креслом», со спинкой для удобства, покрытым лохматой шкурой, чтобы не стереть задницу до крови за сотни часов гребли. Если закрыть её, лодка становилась условно герметичной. Запас воды, огромное количество пузырей и мехов, сушеное мясо и хлеб. Гарпун, два удилища, хотя рыбак из меня так себе. Запасные бечевки, ткань и вёсла. Никаких ценностей, товара или вещей на память. Только то, что понадобится в пути. Воловий жир, его тоже можно есть, хоть и мерзость. Иголки для ремонта, запасные выделанные шкуры.

В носу, корме и боковых корпусах несколько надутых воздухом «пузырей» из органов местных животных, на случай течи. На них же буду выплывать, если моё судно станет тонуть. Конструкция немного приплюснутая, центр тяжести внизу, против опрокидывания.

На стене пещеры делал очередные математические расчеты. Катастрофически не хватало инструментов, средств измерения, весов. Кое-как справился. Наверное. Десятки раз прокручивал в голове самые разные ситуации, вроде нападения акулы. Постарался всё предусмотреть. Черт возьми, если лодка затонет в шторм, я умру. Натурально и безвозвратно. Даже десантник не сможет переплыть на одних руках и ногах Атлантику. В одиночку путешествие самоубийственно.

Может поэтому новый король, его величество Мадауг Первый не хотел меня отпускать? Или боялся, что всем разболтаю. Или просто хотел, чтобы служил ему вечно.

Однажды вечером, я пошел спать в свой новый дом, любезно построенный для меня по приказу короля Мадауга. Когда полуночные звезды светили вовсю, вышел справить малую нужду, огляделся и ушёл. Оставил прощальную записку в вещах. Перемахнул через вал в заранее выбранном месте. Кусты, низинка, тихонько крался. Потом перешёл на бег. Добраться до пещеры, неторопливо проверить всё ли на месте. Четвертая лодка. Четвертая попытка.

Спустился в грот, наощупь проверил всё ли на месте. Пещера имела собственный выход в море и здоровенную трещину в «потолке», дающую хорошую вентиляцию, через которую я и лазил по верёвке. Если бы оставаться в этом мире, поселился бы здесь. Природная защита, почти невозможно проникнуть. Построил бы хижину, пусть валлийцы делают что хотят. На крошечном сером песчаном пляже внутри ничего не растет, слишком мало света, зато на самой скале есть несколько не видных снизу площадок, где собиралась дождевая вода, можно выращивать овощи. А если затащить свиней, они не сбегут.

Тьфу. Не собираюсь я тут жить. Надо гнать эти мысли из головы.

Посидел на пляже внутри пещеры, скрестив ноги. Помолчал. Помолился, как умею.

Отец Вседержатель,

Сопутствуй мне в этом путешествии,

Охраняй меня во всех обстоятельствах,

От всяких искушений и зла.

Через Христа, Господина нашего.

Аминь.

Пора. Снаряжение погружено и проверено, лодка тоже. Оттолкнулся веслом. Осторожно грёб и правил, пока не вышел из грота. Звезды светят ярко и весело. Дует попутный ветер. Расправил парус. Пошёл.

Всю ночь, потом день и снова ночь по реке вниз, заодно проверил живучесть лодки на большом расстоянии. Обычные «ходовые» испытания уже провел двенадцать раз, но это мелочи по сравнению с настоящим походом. Не спал три дня.

На берегу океана, в дельте Большой реки набрал полные меха пресной воды, постоял у берега. Осмотревшись, нашёл мелкую заводь, загнал лодку туда, тщательно спрятал в ветвях, привязал. До сих пор боюсь погони. День. Лёг спать прямо на своей крошечной палубе, надеялся проспать до самого утра, но среди ночи был разбужен каким-то громко сопящим любопытным животным. Проклятье. Ругаясь одновременно на валлийском диалекте и нордском, не выспавшийся, справил нужду прямо в заводь, освободил лодку и вышел на открытое пространство. Светила луна, все было серым и ярким.

Штиль, почти не было необходимости преодолевать линию прибоя, океан был непривычно кроток и тих. Прошёл пол-лье, снова причалил, на этот раз на огромном залитом луной пляже, осмотрелся, нет ли погони, аборигенов или валлийцев. Постоял. Слух подсказывал рядом мелкий ручей. Сходил умыться, чтобы прогнать остатки сна. Набрал ещё воды, во всё что только можно.

Ну что же, не получилось поспать. Ничего.

Шурша камушками, подошёл к лодке. Прощай, Западный мир! Легко оттолкнул борт номер четыре, так я назвал свой транспорт, до глубины по колено. Впрыгнул в своё гнездо, как в седло. Закрыл глаза, лодку подхватило лёгким ветерком. Задержал дыхание, выдохнул. В путь. Сопутствуй мне в этом путешествии.

На восток. Планировал вернуться, так же, как и попал, мимо Гренландии, Ирландии, Альбиона и в Европу. Но. Забрал слишком далеко в море, потерял берег и дальше правил прямо на восток. Боялся, что ветра унесут меня обратно на западный берег, но планета и ветра отчего-то благоволили моему путешествию.

День, ночь, рыба не ловилась, пару раз меня сопровождали любопытные дельфины. День, ночь, сутки за сутками. Еду и воду жёстко экономил, сбор воды не получался. С другой стороны, не было ни дождей, ни штормов, только немного росы.

Почти не спал. Когда спал, снились странные сны. Снился Ха-Ашт, снилось что он молчит и курит трубку западных туземцев, покрытую узорами, выдыхая с сторону крупных звезд. Его дым уносило до самого центра галактики. Снилась девочка Ракиль, прыгала по медленным волнам, словно ничего не весила. Твердила непонятные слова считалочки или детского заклинания. Снился Снорре, молодой, моложе чем я его знал, точил топор, смотрел в горизонт, ни видя меня. На его глазах щедро росли слёзы. Моя лодка превращалась в штурмборт и наоборот, голос робипилота просил переставить парус. Шум волн превращался в песню ленивых звезд. Они называли меня то по имени, то по номеру. Зло шутили надо мной. Насмехались. Мадауг будил меня в моей хижине в Ифанг. Ты никуда не уплыл, тебе всё приснилось, вставай, будем строить смотровую башню. Пахло цветами.

Просыпался. Боялся пошевелиться. Боялся, что я бодрствую внутри сна, что вся моя жизнь — бодрствования внутри сна. Боялся, что всё ещё лечу к Земле в штурмборте. Девяносто одни сутки полёта. Вся моя жизнь мне приснилась. Пошевелюсь и никого нет. Нет Арморики, нет родителей, нет никакого Кайла Соллей, нет человечества, нет аббата Михаэля, нет Снорре и не существует Николь.

Наклонялся. Набирал рукой забортной воды, вытирал потное лицо морской водой. Она не бодрила, не умывала, но была настоящей. Жгла раздраженные океанским ветром и солнцем поры. Немилосердно указывала кто здесь истина и реальность.

Молчание. Не с кем поговорить. Говорить с собой? Глупо. Безумно.

Ощущение что подо мной несколько лье воды постепенно стало привычным. Ориентируюсь по солнцу днем и по звездам ночью,