— Всегда находятся какие-нибудь причины.

— Никаких причин, Лиззи. Я собираюсь выиграть с преимуществом в десять пунктов, — сердито бросил Джек.

— Я катаюсь не хуже тебя, Джек. Мне надоели твои поучения. Ты ездишь быстрее меня только потому, что ты мужчина.

— Надеюсь, что ты это заметила, дорогая, — холодно сказал Тэйлор.

— Не льсти себе, Джек, это было пятиминутное увлечение, — прошипела Элизабет, словно кошка.

— Хорошо, детка, ты действительно отплатила мне.

Услуга за услугу, — медленно произнес Джек, и его южный говор стал особенно заметен. Он прошелся по ней взглядом и добавил:

— Я получу свое, когда ты проиграешь. Должен предупредить: это продлится гораздо дольше пяти минут. Я собираюсь воспользоваться случаем на полную катушку.

— Ox, а что скажет Холли? — с издевкой спросила Элизабет. — Хотя ей нечего беспокоиться, ты ведь вообще ничего не получишь. А теперь извини меня. Я здесь для того, чтобы кататься.

Элизабет нахлобучила шлем и рванула вперед, мгновенно исчезнув в белом вихре.

Джек уставился ей вслед. Он проехал почти полмира ради вот этого?!

— Черт побери! — сказал он. И добавил кое-что покрепче.

На вершине Вьезонна, переминаясь с ноги на ногу, стояли, столпившись, спортсмены. Они молча смотрели на мониторы, установленные внутри и снаружи стартовых ворот.

Сказать было нечего.

Элизабет уже стояла наготове. Сердце ее билось так, как будто она уже спустилась до половины трассы. Две минуты до триумфа или поражения.

Новости были неважные. Ее путь к первенству только что сузился. До того как начала спуск Луиза, вела Хейди. И еще две девушки наступали им на пятки. Но Луиза прокатилась хорошо, показав результат, который меньше чем на две сотых секунды не дотянул до мирового рекорда. Это была лучшая гонка в карьере Луизы.

Только леди Элизабет Сэвидж отделяла швейцарку от пьедестала почета. Впрочем, Элизабет не считала Луизу препятствием на пути к золоту. Так же, очевидно, как и Луиза. Финишировав, швейцарка победно вскинула оба кулака к небу и метнула палку в воздух, словно подавая сигнал к овации.

Времени думать больше нет. Раздался сигнал, и Элизабет подалась вперед, наклонившись как можно ниже.

За пятнадцать секунд стартового времени она должна выбрать момент и оттолкнуться. Девушка вся подобралась, в голове зазвучали слова Ганса:» Наклонись ниже, как можно ближе к земле…»

Элизабет сильно оттолкнулась, запустив себя, как ракету; утоптанный снег взвился из-под длинных лыж, маленький трамплин выбросил ее еще на двадцать ярдов вперед. Как же добиться совершенства на этом спуске? Ты должна ехать быстрее, быстрее! Мускулы горели, когда она кинула себя почти вертикально вниз, держась ближе к ограждающей сети, чтобы увеличить скорость. Ветер завывал вокруг шлема, толпы болельщиков орали, звонили в колокольчики за канатом. Смешавшиеся красный, белый и голубой цвета английского флага давали понять, что она впереди всех по времени. Да! Да! Она победила Луизу, ей сейчас надо просто удержать эту скорость…

Войдя в последний поворот, Элизабет увидела, что британцы восторженно подпрыгивают за ограждением.

От радости они впали в истерику, размахивали флагами, вопили. Она должна победить! Но она не может рисковать. Ей надо собраться. Элизабет бросила тело вперед, беря последний поворот на очень опасном крене. Ее грудь оказалась в нескольких дюймах от земли. Она прямо возле сети ограждения и…

И вдруг она потеряла контроль над собой! Маленький досадный крен. Она попыталась его выправить, но была слишком близко к подножию и слишком велика была скорость. Элизабет ударилась о боковую сеть, закричав от боли, когда острые концы лыж прорвали нейлон и остановились. А тело набрало скорость сто двадцать миль в час. Ноги ее раскинулись в стороны, сопротивляясь крепкой хватке ботинок. Мир закувыркался, смешались небо и снег, раздался треск ломающейся кости, и уже как будто издалека она услышала собственный крик.

Теплая красная волна крови пролилась на снег, прежде чем сильная боль смыла все, повергнув Элизабет Сэвидж в ужасную темноту.

Нине хотелось куда-нибудь уползти и умереть. Молодая красивая женщина, когда-то смотревшая на нее из зеркала, оказалась миражем. Наверняка сейчас она похожа на старую развалину лет семидесяти. Да она и должна так выглядеть, потому что чувствовала себя невероятно ослабевшей и измученной. Все эти годы она работала в» Зеленой планете «, в» Долане «, в» Драконе» и выдерживала любые нагрузки. Быстро и решительно взбиралась вверх по лестнице успеха. Сейчас события отбросили ее назад. Она осталась совершенно без сил. Она ничто. Она не человек. Каждый день она видела, как победным маршем поднимаются вверх акции «Дракона», маленькие статьи об исследованиях доктора Холл появлялись в биотехнологических отделах газет. Большие кричащие фото Энтони Сэвиджа, графа Кэрхейвена, одетого с иголочки, смотрели на Нину с газетных страниц. Репортеры визжали от восторга, рассказывая о том, как он совершил налет еще на несколько компаний, несмотря на то что ему приходилось еще справляться с трагедией, происшедшей в Швейцарии.

Именно это ее и спасло.

Да, Нина чувствовала себя лишенной жизненных сил, но не сломленной. Она не станет сидеть и спокойно смотреть на эти фото. Нина вырезала фотографии Тони и приклеивала их везде. Над чайником, на зеркалах, возле кровати.

Это действовало на нее как колдовские чары. Очень скоро горе ушло на второй план. На первый вышла ярость.

Ей предстояло сделать это — продать дом. Ей давали девяносто пять тысяч. То есть она получала на пять тысяч больше, чем заплатила при покупке. Потом пошли в ход драгоценности. Поскольку Тони отказался брать их обратно, Нина не собиралась предлагать второй раз. Ей нужны были деньги.

Все, до последнего пенни. Если ты собираешься на войну, ее надо финансировать. На Нью-Бонд-стрит медлительный старик стоял за прилавком и распускал слюни, восхищаясь качеством камней и филигранностью оправы. Но он предложил шесть тысяч. Нина рассмеялась и направилась к выходу. В конце концов она ушла с пятнадцатью тысячами.

Потом Нина прописалась в дешевый отель на неделю и попыталась понять, что делать дальше. Лететь домой недорого, деньги можно пустить в ход в Штатах.

Плюс к тому у нее там вид на жительство.

«Но я привыкла к Британии, — подумала Нина. — Я знаю европейский рынок. Именно здесь действует Тони Сэвидж. Может, это и смешно, но отомстить очень хочется».

Если бы власти знали, где она живет, они закидали бы ее неприятными письмами. Нина хорошо знала английскую бюрократию и решила, что надо найти место, где можно спокойно дышать. Она сняла дешевую квартиру в Хайгейте на вымышленное имя. Квартира потрясла ее, уже привыкшую к роскоши. В гардеробе висели тысячедолларовые костюмы, шелковые блузки. У нее была итальянская кожаная обувь, у нее были фирменные часы, но очень маленький столик, ванна в трещинах, а с дверных рам облезла краска. Телевизор старенький, вместо кухни выгороженная в гостиной ниша. Но Нина видала в жизни и кое-что похуже.