— Думаю, что да, сэр, — сказал я.

— Д-да, — протянул он, а затем вдруг сказал: — Послушайте, Комбер, только между нами. В определенных кругах Вашингтона я слыхал, что вы занимались похищением рабов. Очень хорошо, просто отлично, я и сам одобряю это; полагаю, что добрая половина нашего правительства будет того же мнения. Но это не может быть одобрено официально — Боже мой, нет! Официально это будет означать для вас арест, и одному только Небу известно, что будет дальше. Но мы не в состоянии так поступить с вами, даже если бы и захотели. Нам нужны ваши показания по этому процессу. По мнению Вашингтона вы — чертовски важный агент, и мы не можем, даже из уважения к закону, позволить себе пойти на международный конфликт с британцами, — он покачал головой. — Я хотел бы, чтоб у вас было все хорошо, молодой человек — клянусь Богом! — тем более что, как рассказал мне один конгрессмен с Севера, вы проделали огромную работу, сэр! — Он, моргая, расплылся в улыбке. — Вот так обстоят дела. Вашингтон любой ценой хочет сохранить ваше имя и… э-э… некоторые ваши прошлые свершения в тайне. Вы только сделаете заявление в суде, наденете шляпу и уедете из здешнего порта первым же пакетботом. Понимаете меня?

Если бы это могло быть так просто, подумал я, но все же сделал последнюю попытку улизнуть.

— Но настолько ли необходимы мои показания, сэр? — спросил я. — Эти люди с «Бэллиол Колледжа» наверняка и так будут осуждены…

— Осуждены? — удивленно переспросил Бэйли. — Ну, пока до этого еще далеко. Вы же знаете процедуру, сэр. Когда захватывают судно работорговцев, прежде всего необходимо доказать, что оно занималось работорговлей. Вам известно, как это делается — по работе ваших же смешанных комиссий в Суринаме, Гаване и в прочих местах, — они заслушивают свидетелей, внимательно взвешивают все обстоятельства и, наконец, провозглашают, что судно действительно перевозило рабов. Вы наверняка и сами видели это множество раз. А затем — после того, как судно конфискуют по приговору суда, — его капитану и команде может быть предъявлено обвинение в работорговле и, в случае если это удастся доказать, их могут повесить, хотя подобное случается крайне редко. Обычно их присуждают к разным срокам тюремного заключения, штрафам и так далее. Но в нашем случае, как вы увидите, все не совсем так.

Я жадно ловил каждое его слово, надеясь и моля Бога, чтобы для меня нашлась хоть какая-то лазейка.

— Здесь, в Новом Орлеане, может быть вынесено судебное решение по судьбе «Бэллиол Колледжа» и в соответствии с ним его капитана и команду могут обвинить в торговле рабами, а также, поскольку Спринг вступил в бой с кораблями флота Соединенных Штатов, еще и за пиратство. Но ни одно из этих обвинений не будет выдвинуто, сэр, до тех самых пор, пока суд не установит, что «Бэллиол Колледж» — действительно рабовладельческое судно. Таким образом, мы следуем примеру смешанных судов в Гаване и других местах. Но здесь в дело вовлечены гораздо более влиятельные люди и интересы, не забудьте, что Новый Орлеан далеко от Вашингтона, и местные воротилы не имеют особых причин быть недовольными работорговцами вроде Спринга. Для того чтобы обеспечить осуждение и конфискацию «Бэллиол Колледжа» как судна работорговцев, все должно быть доказано до последней точки. Теперь вы понимаете, насколько важны ваши показания? — Он хлопнул рукой по столу. — Это не просто уголовное судебное дело, мистер Комбер. Это, сэр, дело политическое!

Смотрите, — он снова перешел на официальный тон, — этот человек, Спринг, он не обычный мерзавец. Знаете, что было, когда люди Фэйрбразера привезли его? Этот малый был ранен — и говорю вам, сэр, его тут же взяли на поруки до суда, вы бы и чихнуть не успели! А сколько вокруг него вертелось врачей и адвокатов — я и не знал, что их столько в этом городе! Спросите меня, почему? Потому что за этой проклятой работорговлей стоят большие деньги, власть и политическое влияние, вот почему! А само судно — как вы думаете, сколько сотен тысяч долларов в него вложено, и не только долларов, а еще фунтов стерлингов, песо и франков? Никаких судовых бумаг пока не удалось найти, потому что жена этого чертового Спринга все выкинула за борт, вот что случилось. Но адвокат Спринга представил документы, будто судно зарегистрировано в Мексике, в Веракрусе, а его владелец — какой-то проклятый даго, с именем длиной с вашу ногу — Мендоса-и-Каскара или что-то в этом же духе. Мексика, спаси нас, Господь! Это как раз та страна, с которой нам менее всего нужны осложнения — и они это знают! И еще они могут доказать, что судно является собственностью Мексики, при том, что оно построено в Балтиморе, а шкипер на нем — англичанин.

Я мало что понял из всего этого, но кое-что для меня прояснилось.

— Но если судно в момент захвата перевозило рабов и имело на борту соответствующее для этого оборудование…

— Цепи, кандалы — все это не имеет значения договор об оборудовании для перевозки рабов в Новом Орлеане не действует, сэр. Может быть, в комиссиях смешанных судов, сэр, но не здесь. Рабы, сэр, вот доказательство!

— Так значит…

— Вот именно. На этом мы их и сможем прижать. На борту были рабы и, несмотря на все деньги и усилия, которые стоят за Спрингом, я не вижу, как бы он смог из этого выпутаться. Имейте в виду, сэр, что ложь, уловки и всякие штучки, на которые пускаются работорговцы во время процесса — это нечто! Вы должны увидеть их своими глазами, а то не поверите. Меня не удивит, если Спринг вдруг заявит, что все это — его сыновья и дочери, а в цепи он их заковал, потому что они слишком испорченные создания. Я слыхал еще и не такие дикие отговорки, причем здесь же, в Новом Орлеане. Если бы Богу было угодно, — добавил Бэйли, — чтобы у Фэйрбразера хватило здравого смысла отвести это судно в Гавану, с ним бы там живо разобрались и нам не пришлось бы со всем этим возиться. Но с вашими свидетельствами, мистер Комбер, я не вижу, как мы можем проиграть. О, они сражаются как львы! Они наняли Андерсона, у которого ум столь острый, сколько и язык. Он умеет выжимать нужные показания или просто подкупает свидетелей. Он может использовать любой трюк и, помяните мои слова, еще и судью перетянет на свою сторону. Но когда появитесь вы, сэр — где они тогда окажутся?

Где должны были оказаться они, меня, сказать по правде, не слишком интересовало, гораздо важнее было то, где мог оказаться Флэши. Я судорожно сглотнул и спросил:

— Знают ли… э-э… знают ли они о том, что я буду давать показания?

— Пока еще нет, — ответил он мне, радостно улыбаясь. — Предварительное расследование еще не суд, и нам не приходится слишком уж часто общаться со второй стороной, однако могу вам сказать, что даже сейчас вокруг всего этого идут разные политические маневры: предложения о мировом соглашении и Бог знает что еще, просто поразительно! Кто бы ни стоял за Спрингом, эти люди имеют вес. Они хотят снять обвинения и с него, и с судна, возможно, просто побаиваются, что капитан может рассказать, если его поставят перед судом. О, да, это чертовски грязный бизнес, мистер Комбер, и вся эта грязь вместе с коррупцией не заканчиваются палубой работорговца, можете мне поверить. Нет, пока они ничего о вас не знают, но я не удивлюсь, если уже скоро им какая-нибудь пташка обо всем этом нащебечет. К счастью, ждать остается недолго, заседание суда назначено на послезавтра, но без вас нам придется предстать перед ним без нашего лучшего свидетеля.