— Мадам, — сказала Мирей, грея над жаровней чашечку с бренди. — Я приехала на Корсику с единственной целью: услышать из ваших уст значение послания аббатисы. Миссия, которую мне надлежит исполнить, доверена мне волей обстоятельств. Из-за шахмат Монглана я потеряла последнее, что оставалось от моей семьи. Свою жизнь, до последнего вздоха и последней капли крови, я посвящу тому, чтобы раскрыть темную тайну, связанную с этими фигурами.

Летиция смотрела на Мирей: золотисто-рыжие волосы девушки сияли при свете жаровни, юное лицо не вязалось с печалью и усталостью, которыми были наполнены ее слова. И сердце сказало Летиции, что делать. Она лишь надеялась, что аббатиса с ней согласится.

— Я расскажу вам то, что вы хотите узнать, — произнесла она наконец. — Сорок два года я хранила эту тайну и не открывала ее ни одной живой душе. Имейте терпение, потому что это длинная история. Когда я закончу рассказ, вы поймете, какое тяжелое бремя мне пришлось нести все эти годы. Теперь оно ляжет на ваши плечи.

Мне было восемь лет, когда Паскуале ди Паоли освободил Корсику от генуэзцев. Мой отец умер, и матушка снова вышла замуж за швейцарца по имени Франц Феш. Чтобы жениться на ней, он отрекся от кальвинистской веры и стал католиком. Его семья порвала с ним, не дав ему ни гроша. Именно это обстоятельство и привело в движение колеса судьбы, поскольку в нашу жизнь вошла аббатиса Монглана.

Немногие знают, что Элен де Рок принадлежит к знатному Роду из Савойи. Ее семья владела земельными угодьями во многих странах, и сама Элен много путешествовала. Когда мы встретились в 1764 году, ей не было еще и сорока лет, но она уже стала аббатисой Монглана. Элен была знакома с семейством Феш и, поскольку в ее жилах текла благородная швейцарская кровь, пользовалась у них уважением. Узнав о нашей беде, она взялась примирить моего отчима с его родными — самоотверженный поступок!

Мой отчим, Франц Феш, был высоким, стройным мужчиной с резкими, но приятными чертами лица. Как истинный швейцарец, говорил он мягким голосом, высказывал свое мнение редко и никому не доверял. Естественно, он обрадовался, когда мадам де Рок восстановила его отношения с семьей. В благодарность он пригласил ее в гости на Корсику. Мы не знали тогда, что именно это и было ее целью.

Я никогда не забуду тот день, когда она появилась в нашем старом каменном доме. Дом стоял высоко в горах, на высоте почти двести пятьдесят метров над уровнем моря. Добраться до него было непросто, надо было преодолеть множество ущелий и скал, пройти через заросли маквиса, образующего местами стену высотой в два метра. Однако аббатиса не испугалась этого путешествия. Лишь только были соблюдены формальности встречи, как она сразу перешла к теме, которую хотела с нами обсудить.

— Я приехала сюда не только потому, что вы любезно пригласили меня посетить ваш дом, Франц, — начала она. — У меня к вам дело огромной срочности. Есть один человек — он, как и вы, родом из Швейцарии и, как и вы, перешел в католическую веру. Он преследует меня всюду, куда бы я ни поехала, и это внушает мне страх. Думаю, он стремится выведать тайну, которую мне доверено охранять, тайну, которой уже больше тысячи лет. Поведение этого человека доказывает мою правоту. Он изучал музыку, даже создал музыкальный словарь. Со знаменитым Андре Филидором он писал музыку к опере, водил дружбу с философами Гриммом и Дидро, которым покровительствовала российская императрица Екатерина Великая. Он даже переписывался с Вольтером, которого презирал! Сейчас он слишком стар и болен, чтобы путешествовать самому, и потому ему пришлось прибегнуть к услугам наемника. Этот шпион направляется сюда, на Корсику. Я приехала просить у вас помощи. Окажите мне услугу.

— Кто этот швейцарец? — с интересом спросил Феш. — Возможно, я знаю его.

— Я скажу, как его зовут. Его имя Жан Жак Руссо.

— Руссо! Невозможно! — вскричала моя мать, Анджела Мария. — Он великий человек. Его теория нравственной добродетели стала основой корсиканской революции. Паоли уговорил его написать Конституцию. Именно Руссо сказал, что человек рождается свободным, но, куда бы он ни пошел, остается в цепях.

— Одно дело рассуждать о принципах свободы и добродетели, и совсем другое — жить по ним, — сухо заметила аббатиса. — Он говорит, что все книги есть орудие зла, а сам пишет по шестьсот страниц за один присест. Он утверждает, что матери должны заботиться о телесном здоровье своих детей, а отцы — развивать их разум. При этом собственного ребенка он оставил на ступенях приюта. Еще не одна революция свершится под эгидой «добродетели», которую он провозглашает. Но на самом деле Руссо стремится найти орудие, которое позволит ему заковать в цепи всех людей, за исключением того, кто владеет этим орудием.

Глаза аббатисы горели, как угли в жаровне. Феш бросил на нее осторожный взгляд.

— Вы хотите спросить, что мне надо от вас, — с улыбкой произнесла аббатиса. — Я очень хорошо понимаю швейцарцев, мсье. Ведь и в моих жилах течет швейцарская кровь. Поэтому сразу перейду к делу. Мне нужны от вас сведения и помощь. Понимаю, вы ничего не станете мне обещать, пока я вам не расскажу, что это за тайна, которую мне приходится охранять и которая скрыта в Монглане.

Большую часть дня аббатиса рассказывала чудесную историю о легендарных шахматах, которые, по рассказам, когда-то принадлежали Карлу Великому и, как считалось, были на тысячу лет спрятаны в тайниках аббатства Монглан. Я сказала «считалось», потому что в действительности никто из ныне живущих не видел их. Многие пытались найти их и узнать тайну, которая в них заключена. Сама аббатиса, как и все ее предшественницы, боялась, что сокровище будет извлечено из тайника во время ее пребывания в должности, ящик Пандоры будет открыт и ответственность ляжет на нее. И мадам де Рок обратила внимание, что некоторые люди оказываются на ее пути слишком часто, — так хороший шахматист следит за фигурами на доске, которые могут ограничить его свободу маневра, и планирует, как лучше провести молниеносную контратаку. Именно с этой последней целью аббатиса и появилась на Корсике.

— Похоже, я знаю, что Руссо здесь разыскивает, — сказала она. — Эта история такая же древняя, как и таинственная. Как я уже говорила, шахматы Монглана попали в руки Карла Великого в качестве подарка от барселонских мавров. Но в восемьсот девятом году, за пять лет до смерти Карла Великого, другая группа мавров пришла на Корсику. В исламе столько же различных течений, сколько и в христианстве, — продолжала аббатиса с невеселой улыбкой. — Когда Магомет умер, его потомки принялись враждовать друг с другом, разорвав веру на части. Мавры, которые заселили Корсику, называли себя шиа. Эти мистики исповедовали Талим, тайное учение, которое включало в себя пришествие Спасителя. Они основали таинственный культ, члены которого объединялись в ложи. Посвящение новичков происходило посредством обрядовых таинств, а глава ложи назывался великим мастером — впоследствии все это переняли масоны. Шиа подчинили себе Карфаген и Триполи, именно от них ведут начало могущественные правящие династии этих стран. Одним из последователей ордена был перс из Месопотамии по имени Кхармат, названный так в честь древней богини Кар. Он собрал армию и повел ее в Мекку, похитил покров Каабы и священный черный камень, что лежит под ним. Наконец, он основал касту хашашинов, одурманенных наркотиком убийц на службе у власти, от названия которых мы произвели слово «ассасины». Я рассказываю вам эти вещи, — объяснила аббатиса, — потому что бесчеловечные, властолюбивые шииты, которые высадились на Корсике, знали о шахматах Монглана. Они изучили древние манускрипты из Египта, Вавилона, Шумерского царства. В этих записях говорилось о темных тайнах, ключ к которым, как считалось, был скрыт в шахматах Монглана. Шииты мечтали вернуть его. После смерти Карла Великого мир долгое время был раздираем войнами. В течение этих веков шиитам не удавалось заполучить шахматы. Наконец мавров выбили из их крепостей в Италии и Испании. Ослабленные междоусобными войнами, они перестали представлять собой грозную силу.