— А какую позицию мы займем? — настороженно спросила Пони.

— На галерее, — жестко ответил Белстер, — в качестве зрителей.

— И никаких действий?

— Только наблюдать. К войне мы не готовы и, полагаю, никогда не будем готовы. Если ты воображаешь, что найдешь много желающих прийти на помощь темнокожим, то глубоко заблуждаешься.

Чтобы успокоиться, Пони несколько раз глубоко вдохнула воздух.

— А на чьей стороне сам Белстер? — спросила она, уже догадываясь, каков будет ответ.

— Я тебе уже не раз говорил, что темнокожие мне не друзья. Я никогда не делал вид, будто дело обстоит иначе. Мне не нравится, как от них пахнет, и не нравится бог, которому они молятся.

— Какому богу молиться — личное дело каждого, — ответила Пони. — А что касается запаха… От Белстера О'Комели разит пивом, но почему-то никого это не волнует.

— Кому что нравится.

— А если я встану на их сторону? — спросила Пони. — Белстер так и останется на галерее для трусов?

— Я не хочу ссориться с тобой из-за этого, девочка. — Спокойный тон Белстера свидетельствовал о том, что никакие призывы Пони не произведут на него желанного эффекта. — Ты знаешь, как я отношусь к темнокожим, я никогда этого не скрывал. И в этом я не одинок. Если бехренцы будут вместе с нами бороться против епископа, тогда что же. Но…

— Но мы не будем бороться вместе с ними, — закончила за него Пони дрожащим от возмущения голосом. — Кто, в таком случае, выглядит достойнее, Белстер О'Комели? Тот, кто ведет себя как друг, или тот, кто демонстрирует трусость?

— Не будем ссориться из-за этого, девочка, — повторил Белстер. — У каждого свое отношение, и ты не в силах изменить мое. Даже не пытайся!

Пони вздрогнула, состроила гримасу и не придумала ничего лучше, как уйти к себе в комнату. Злость клокотала в душе, но еще сильнее было чувство разочарования. Ощущая слабость, она уныло села на край постели.

Еще со времени первого упоминания о бехренцах и капитане Альюмете она подозревала, что с Белстером все может обернуться именно так. Просто не хотела думать об этом, поскольку любила Белстера — ведь он относился к ней как к дочери. Он и в самом деле напоминал ей приемных родителей, хотя по темпераменту был больше похож на Петтибву, чем на Грейвиса. Да, она любила его, но как можно было закрывать глаза на столь очевидный недостаток?

Подняв взгляд, Пони увидела стоящую в дверном проеме Дейнси. Что это, в самом деле? Такое впечатление, будто Дейнси стоит в ее дверном проеме всегда!

— Не суди его слишком строго, — сказала Дейнси. — Белстер хороший человек… просто не понимает темнокожих. У него нет среди них знакомых.

— Ну и что? Это, по-твоему, оправдывает его? — спросила Пони, изо всех сил стараясь сдержать негодование.

— Нет конечно, — ответила Дейнси. — Но это просто слова, слова насмерть перепуганного человека. Он не верит в нашу победу, с темнокожими или без них. Не суди его, пока дело не дойдет до схватки, если дело действительно до этого дойдет. Белстер О'Комели не будет просто стоять и смотреть, как невинным людям сворачивают шеи, независимо от того, какого цвета у них кожа.

Пони успокоилась. Она поверила Дейнси, не могла не поверить, потому что любила этого человека. Слова Дейнси внесли хотя бы временное успокоение в душу Пони.

— Что, ты и в самом деле стала бы сражаться вместе с темнокожими? — спросила Дейнси. — Я имею в виду, даже если бы ты знала, что мы тебе не помощники?

Пони кивнула и начала объяснять, что у нее к Де'Уннеро свой счет и поэтому она непременно должна вступить с ним в схватку. И тогда, даже если вся армия Палмариса и духовенство поднимутся против нее и она погибнет, она все равно будет рада, что прихватит епископа с собой. Она хотела сказать все это Дейнси, объяснить, что для нее не играет роли неравенство сил, что ей не нужна полная и окончательная победа… но внезапно смолкла. На лице Пони появилось удивленное выражение, рука скользнула к животу.

Дейнси тут же оказалась рядом.

— Что с вами, мисс Пони? — в тревоге спросила она.

Пони посмотрела на нее с улыбкой, которая в это мгновение осветила ее лицо.

— Он шевелится.

Дейнси приложила ладонь к животу Пони и вскоре тоже почувствовала толчок.

Пони не пыталась сдержать слезы, хотя и понимала, что они льются не только от радости, вызванной первым движением ребенка.

Как могла она, оставаясь в здравом уме, думать о какой-то войне, когда внутри нее созревает новая жизнь?

— От капитана Килрони, — доложил солдат, вручая Де'Уннеро пергамент.

Епископ взял его, удивленно разглядывая свиток.

— Этот человек умеет писать? Простой вояка?

Солдат тут же ощетинился, отчего тон Де'Уннеро стал даже более насмешливым. Он не скрывал своего отношения к солдатам — городским и королевским, — ставя их во всех смыслах ниже монахов. Всякий раз, когда братья сопровождали армейские патрули на улицах, независимо от своего ранга и опыта они оказывались во всех смыслах компетентнее солдат и даже офицеров. Ясное дело, такое отношение не нравилось военным, но Де'Уннеро, упоенный властью, чувствуя за спиной короля и отца-настоятеля, не обращал на это ни малейшего внимания. Точно так же он повел себя и сейчас.

— Ты читал письмо? — спросил он посланца.

— Конечно нет, мой господин.

— А ты вообще читать-то умеешь? — с издевкой спросил Де'Уннеро.

— Мне было сказано доставить послание вам как можно быстрее, — ответил солдат, от неловкости переминаясь с ноги на ногу, что доставило епископу дополнительное удовольствие. — Я поскакал в Кертинеллу, и там мой бедный конь не выдержал и пал. Мне дали другого, и я помчался дальше. Триста миль, мой господин, всего за неделю.

— И ты будешь за это вознагражден, не сомневайся, — заверил его епископ, поднося свиток к лицу солдата. — Ты читал это? Говори!

— Нет, мой господин.

— Ты умеешь читать?

Солдат молча потупил взгляд. Епископ злобно усмехнулся, сорвал с пергамента ленточку, развернул свиток и повернул к посланцу исписанной стороной.

— Что тут написано? — требовательно спросил епископ; солдат заскрипел зубами, но молчал. — Ну? Отвечай!

— Я не умею читать, мой господин!

Что, собственно говоря, и хотел услышать епископ. Де'Уннеро оставил солдата в покое, подошел к письменному столу, уселся на край и углубился в чтение.

— Хорошо пишет твой капитан, — пробормотал он, обратив внимание на ровный, отчетливый почерк Килрони.

И смолк, ошеломленный смыслом прочитанного. Выходит, этот преступник Полуночник снова проскользнул у него между пальцев!