— Запутали все, — и это как бы заменило приветствие и даже с отзвуком извинения. — А разгребать все равно придется…

Еще через секунду он поднял голову. Его глубокие маленькие глаза через весь кабинет деловито оглядели стоявшего в дверях Степаненко.

— Садись поближе, майор, — показал он напротив себя на первый из стульев, выстроенных вдоль зеленого стола.

Пока Степаненко проходил комнату, выдвигал стул, усаживался, он осматривал его, слегка пожевывая губами. Потом снова начал читать бумаги, будто забыв о вошедшем.

— Так, годков двенадцать у тебя стаж-то, — выговорил он неожиданно, не то спрашивая, не то удивляясь.

— Да, — подтвердил Степаненко.

— Большой стаж, — сказал генерал. — Ну давай, выкладывай…

Оба теперь глядели друг на друга, точно в равной мере от каждого зависело приступить к делу, но каждый предпочитал не начинать.

Взгляд заместителя директора ФСБ был взыскательно-пристален. Нижняя часть лица, будто не подчинялась сильному черепу, одутловатая, плывучая, смягчала облик, и главным в нем были подвижные губы, четкой, как у артиста, модуляцией, пояснявшие речь.

— Большой стаж, — повторил он. — Беречь надо такой стаж. Уметь надо дорожить.

Он потер пальцами ухо, словцо оно онемело, что-то брезгливое изобразили его поднявшиеся к носу губы, он недовольно стал листать бумаги, уже совсем не глядя на то, что листает.

— Вот, рассматриваю дело, в которое затесалось твое имя. Расскажешь, как оно затесалось? Для того велел тебя вызвать.

Он замолчал.

Степаненко хотел спросить, в чем состоит дело, но его сдержало чувство странной невозможности так же просто сказать заместителю «ты», как говорил он. Обратиться же к нему на «вы» значило бы поставить себя вне обычая доверия, от которого он сам не счел нужным отказываться. В председательском «ты» был заключен именно обычай. Это казалось Максиму несомненным, иначе «ты» было бы не товарищеским, грубым, а Степаненко был прямо назван товарищем.

— Мы десять лет проводили операцию по за-пудриванию американцам мозгов. И вот, когда они клюнули, клюнули основательно, появляется российский Джеймс Бонд из управления борьбы с сектами, вмешивается в тончайший, годами тянущийся процесс и едва не губит все дело.

Степаненко навострил уши.

— Твой друг Алеша жив, здоров, кушает калифорнийские цитрусы и по утрам купается в личном бассейне… Не знаю, с дельфинами или с молодыми американскими девками…

У Максима пересохло горло.

— Он что, в Америке?

— Что-то ты вдруг осип, как молодой петушок?! — пробасил заместитель директора ФСБ. — Колешку мы ввели в дело на последней стадии. Ты, собственно, помог нам в этом. И арсеньевские бандюги тоже. Теперь проекту «Эльбрус-3» суж-дена долгая жизнь в Силиконовой долине на деньги американских налогоплательщиков.

Степаненко прокашлялся, гмыкнул, очищая голос, но спросить ему было не о чем. Он чувствовал себя последним идиотом.

Генерал снисходительно улыбнулся.

— Мы уже получили кое-какие данные. И в случае удачного развития событий, прежде чем технология изготовления суперпроцессора ляжет на стол какому-нибудь ихнему Билу Гейтсу или директору ЦРУ, она окажется вот здесь, — генерал похлопал по столу. — Теперь-то ты понял, что зря полез в бутылку?!

Вместо ответа послышался тяжелый вздох.

— Ты не расстраивайся, Максим, — сказал генерал. — Я по-человечески понимаю тебя. За друга старался… Молодец. Хотел бы я, чтобы у меня был такой друг, настоящий брат. Не зря, видимо, одна из твоих агентурных кличек Русский брат. Приятное совпадение. Поздравляю… По глазам вижу, — вдруг сказал генерал. — Что ты ни черта не понимаешь, да?

Степаненко сдержанно кивнул.

— Ну что тут понимать?! Подстроено все, я имею в виду убийство Колешки. Наши антропологи подобрали подходящий труп. Жену убедили засвидетельствовать смерть мужа. Что еще?

— А Шмаков? А папки?! — едва не вскричал от нетерпения Степаненко.

— Шмакова мы убрали. Он уже на Дальнем Востоке… Папки? Мы думали: заполучив одну в собственные руки, ты успокоишься. Ан нет… К сожалению, Сохадзе ушел. Прозевали. Ему за жену Шмакова пришлось бы ответить. Так он в Чечню подался… Ты вот убийц искал, перепугал их всех в Арсеньевске. Я имею в виду Ро-гожцева… А ларчик просто открывался… Понимаешь…

Генерал некоторое время молчал.

— Ну а тюрьма твоя? — вздохнул он. — Это уже ты по собственному почину. Извинений не будет. Ни извинений, ни медалей за геройство. Минус на плюс дает ноль! Ты ведь кого-то там подстрелил? Ну все, иди, служи дальше.

Степаненко поднялся. Генерал тоже.

— Дальше, — сказал он. — Уйми Евстигнеева. Нет, нет, пусть статью об Арсеньевске напечатает, мы тут не против. И об Арсеньевске, и о Рогожцеве. Пусть. От этого ни вреда, ни толку не будет. Но никакого последующего рыпанья. Рогожцев пока нам нужен…

Степаненко почувствовал: во рту набежала слюна, но горло было сухим, как пустая перечница.

— А теперь вот подпишите, майор Степаненко, — генерал перешел на сухой, официальный тон, — эту бумажечку. Двадцать пять лет чтобы рот на замке, поняли?! Все, вы свободны…

Максим был уже возле дверей, когда генерал окликнул его:

— Не удивляйся, если Алеша брякнет тебе из Штатов.

Через сутки Максим попросил Евстигнеева отвезти его домой.

— Не опасно? — с тревогой в голосе спросил он.

— Нет. — Максим неожиданно улыбнулся. — Ведь у меня есть ты, мой настоящий друг.

Прошла неделя. Однажды вечером раздался телефонный звонок. Максим поднял трубку и узнал голос Колешки.

— Я дал тягу… — просто сказал Алексей.

— Зачем же ты звонишь? — сухо спросил Максим.

— Не знаю… Скорее всего, стыдно. Иру не бросай… С нее все и началось… Она сказала, что больше не может и уходит от меня. Я решил уйти первым.

— Алексей, ты… — Степаненко задыхался от гнева, с трудом подыскивал подходящие слова. — Ты п…! — наконец выругался он. — П… дважды. Первый раз ты поступил нечестно, когда отобрал Иру у меня, второй раз — когда ее возвратил. Больше никогда мне не звони.

Степаненко бросил трубку, неподвижно застыл.

Любопытный голубь, царапая коготками оцинкованную жесть подоконника, заглядывал в окно. Больше месяца Максим не жил дома, птица привыкла к пустой комнате.

На полу стояла раскрытая спортивная сумка, на столе — билет до Махачкалы.

На днях начальник управления вызвал Максима к себе. Он сообщил, что в горах Чечни у ваххабитов застрял гражданин США, некто Юджин Грин. Его похититель, некто Сайгидпаша Торкаев, он же Владислав Сохадзе, прислал в посольство США черный мизинец. В следующий раз, если не будут выплачены два миллиона, обещал вслед за пальцем прислать ухо американца.